Галина Полынская - Эликсир для вампира

– Так давайте Аринку отправим, а сами потолкуем пока. Чего купить-то надо?

– Кокосовых орехов, штук десять.

– Крупных, мелких? – с готовностью уточнила девушка.

– Крупных. И себе возьмите что-нибудь, чего бы вы хотели, – и Феликс полез в карман пиджака за портмоне.

– Ничего не хотим, не голодные мы, – ответил дед за себя и за внучку.

Арина ушла, а Феликс со стариком присели за стол.

– И как у нее проявилась такая способность? Давно? Кто ее родители, где они?

– Давайте все по порядку.

Дед Никанор сдвинул очки на кончик носа, пожевал сухими губами и приступил к повествованию.

Жил Никанор Потапович с дочерью Ольгой под Рязанью. Бабку свою давно схоронил, сам, почитай, дочку-то и вырастил. Выдал ее замуж за человека хорошего, геолога, скоро и Арина родилась. Чуть подросла детка, и уехала семья в Сибирь – хорошую работу дочкиному мужу предложили. Вот только стала там внучка болеть все время, Никанор малышку обратно под Рязань и увез. А что, молодым жить да работать, будущее свое строить, а он дочку вырастил и внучку на ноги поставит. Ольга с мужем не возражали, вскоре помогли им квартирку в городе купить, переехали дед с внучкой, но и деревню не забыли – каждое лето на природе, на свежем воздухе.

Никанор Потапович всю жизнь с травами возился, сборы целебные составлял, людей лечил. Не за деньги, а так, кто что даст. Тем и кормились. Арина болеть перестала, хорошо жили, ни в чем не нуждались, а вот когда пятый год ей пошел, история и приключилась.

Бывали в роду Вересовых случаи, открывались у кого-то чудные способности, да больше по мужской линии, а тут на тебе – в девочке проявилось. В деревне они как раз находились, в доме. Каталась Арина по комнате на детском велосипеде. А в комнате той на стене зеркало большое висело, старое, еще от отца Никанора осталось. Заигравшись, девочка поехала прямиком на зеркало, да не ударилась о стекло. Зеркало пошло рябью, как вода, и без препятствий пропустило внучку внутрь, в Зазеркалье. Никанор и сообразить-то ничего не успел, как ребенок развернулся и так же спокойно выехал обратно в комнату, а отражение осталось в зеркале. И само по себе продолжило кататься на велосипеде.

Позднее потихоньку разобрались, как эта способность работает, и самое главное – что никакого вреда девочке не причиняет. Вот только, взрослея, Арина стала застенчивой, людей сторонилась, боялась, узнают, что она не такая, как все, будут насмехаться, пальцем показывать. Возле деда так и держалась. Да и ему было спокойнее, что внучка при нем всегда. Устроил ее после школы библиотекарем, сам консьержем в жилом доме подрабатывает, мать с отцом помогают, хватает им. Но не век же девчонке среди книжек сидеть, людей не видеть, вот и решил подыскать ей работу поинтереснее да в коллективе.

– Ясно, – сказал Феликс, когда старик закончил. – Насчет «объявлений на столбах»… Девочка информацию считывает или вы сами?

– Сам я чуток почитываю, – признался Никанор. – По малости совсем природа открывается, все ж таки мы с ней, почитай, семьдесят три годочка хорошо ладим. Так что, берете нас?

– Вас? – переспросил Феликс. – Вас обоих?

Старик утвердительно кивнул.

– Аринка всегда при мне, вот пущай и будет на глазах, мне так спокойнее. Одну не отпущу.

– И кем же я вас возьму, в качестве кого?

– Да хоть бы и секретарем на полставки. – Никанор поправил очки, подталкивая их повыше к переносице. – Фирме всяко секретарь понадобится – кому-то ж надо на звонки отвечать, посетителей записывать, чай заваривать, пол подметать, за порядком следить. Вот я и буду секретарское хозяйство вести.

Тяжело вздохнув, Феликс посмотрел куда-то поверх пышной седой шевелюры.

– Не могу сказать пока, будет ли у нас какой-то офис…

– А куда ему деваться, конечно, будет, – невозмутимо ответил Никанор. – Заварил кашу – не жалей масла.

В дверь позвонили – вернулась Арина. Дед принялся было журить внучку за долгое отсутствие, но задержалась она, выбирая самые крупные орехи.

– Благодарю! – Феликс взял из ее рук увесистые пакеты, достал три ореха, остальные убрал в холодильник. Продолжая размышлять об офисе, он быстрыми движениями «раскрутил» кокосы и выпил молоко. Никанор с Ариной наблюдали за его руками, брезгливо кривящимся ртом и судорожно дергающимся горлом. Когда в мусорное ведро полетела скорлупа, девушка произнесла с неуверенным сочувствием:

– Невкусно?

Не ответив, Феликс перевел дух и посмотрел на нее.

– Значит, так, Арина, на работу я тебя беру…

– Нас, – деликатно кашлянул Никанор.

– Да, вас, тебя и деда твоего. Скажи-ка мне, через оставленное отражение что можешь делать?

Под его взглядом девушка растерялась.

– Видеть… – пролепетала она, – и… и… все…

– Только картинку происходящего, звуки не слышишь?

– Нет…

– Как далеко можешь находиться от отражения?

– Метров двести. Если дальше отойти, плохо различаю.

– Как именно принимаешь информацию?

– Глаза закрываю и вижу… все, что видит отражение.

На вопросы девушка отвечала, волнуясь, как ученица на уроке, с горящим на щеках румянцем.

– По желанию можешь оставлять отражение, или оно само собой всегда остается?

– По желанию. Чтобы оставить, надо потрогать зеркало. Но если сильно нервничаю или испугалась, то может и само остаться.

– Управлять отражением, двигать его в зеркале можешь?

– Да, оно меня слушается.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Феликс. – Давайте ваш телефон. В начале будущей недели позвоню.

Проводив гостей, Феликс вернулся на кухню и только тогда заметил, что зеркало в простенькой раме так и осталось висеть на стене. Заглянув в серебристую поверхность, он увидел, что размытые черты проступили яснее, четче, хотя все еще ускользали. Подняв руку, Феликс тронул зеркальную поверхность, провел пальцами, словно пытался коснуться собственного лба, подбородка… Затем отвернулся с колотящимся сердцем. Хотел снять зеркало со стены, но оставил висеть.

Оставшись в долгожданном одиночестве, Феликс разделся, набросил халат и пошел в спальню. По привычке клонило в сон, но он не поддавался, твердо решив не спать днем и ночью обходиться без снотворного. Включив светильник, Феликс лег на кровать, подложил руку под голову и стал смотреть на стену. Мечи, кинжалы, пара итальянских стилетов, метательные ножи… всего тридцать четыре штуки. Каждый из них Феликс знал до мелочи, до малого изъяна, но всякий раз ложась в постель, рассматривал, изучал их, словно впервые. Когда видел в темноте, часами мог вглядываться в тусклое потустороннее сияние оружия, теперь же в свете электричества, блеск клинков, инкрустация рукоятей – все казалось слишком ярким, чересчур живым, почти назойливым.