Alesya-Grey - Оборотень [СИ]

Лег рядом и крепко прижал к себе. Не гоню, тихо лежу, пытаюсь перевести дыхание и успокоиться. Откуда он понял, что меня так растрогали слова этой песни? Неужели волчья натура такая чувствительная, что моментально почуяла перемены в моем организме?

— Я уже не знаю, как тебе объяснить, что это был не коварный план! И насиловать я тебя тоже бы не стал, если бы ты…

— Я знаю! — ладонью зажимаю ему рот, понимаю, что он чувствует себя виноватым. — Я просто устала и ещё не привыкла к такой жизни. Дай мне время привыкнуть ко всему? — если, конечно, возможно ко всему этому привыкнуть? — Только не дави, пожалуйста.

— Я и не собирался! — смотрит грустно мне в глаза.

— Я ммм… — прижимаюсь ладонями к его горячей груди, тепло начинает передаваться от рук по всему телу. Не просто тепло, а он каким-то образом положительно располагает к себе. Чувствую к нему нежность, вижу в нем того, за кого можно спрятаться и не бояться. Что-то мне подсказывает, что это ещё один фокус волка, так как уже проходила через точно такие же чувства и эмоции с Джэксоном, когда он меня спас той ночью. Той ночью он заглушил мою тоску к Робэрто. Сейчас мое сердце спокойно и расслабленно бьется, вот только разум невозможно обмануть.

— Эмили, если бы ты только знала, как я люблю тебя, — шепчет на ухо. — Я готов ждать, но только до рождения малышей. А потом тебе придется выбирать между той жизнью, которую ты жила раньше, и той, в которую втянул тебя я. Мне правда жаль, но ничего нельзя вернуть… — слышу каждое его слово, его откровение, но Морфей так крепко схватился за меня, что не властна над своим телом и сознанием, которое улетает в никуда.

На следующий день мы втроем посетили УЗИ, вышло все так, как прогнозировал Джэксон — двое малышей — близнецы. Определили срок, наш домашний Айболит подсчитал, когда нужно начинать рожать. Так звучит не естественно, боюсь, что матушке природе может не понравится наш коварный план — родить детей раньше времени. Но пока ещё об этом думать рано и боязно.

Дни тянулись долго, зато живот начал расти, причем быстро. Джэксон посадил меня на диету, от которой я в ужасе — сырое обезжиренное мясо, ни крошки хлеба и, самое ужасное, сладкое было запрещено абсолютно — это удар. Зато фруктов ешь, сколько хочешь, вот только во мне хищники сидят, а не травоядные. После второго укуса яблока меня начинало тошнить, волки ещё внутри, а уже контролируют, что мне есть — бесят. Не могу перестать ненавидеть их, больше никому не говорю об этом, и так все смотрят на меня, как на белую ворону, ещё не хватало, чтоб презирали.

Лежу под теплым пледом, раскачиваясь на мягкой качели во дворе. Наслаждаюсь последними теплыми лучами, обещают похолодание, и солнца не видать до самой весны. А оно мне стало лучшим и единственный другом за последнее время. Джэксон пропадает неделями, даже когда приходит в дом, стараюсь не обращать на него внимание и не входить с ним в контакт без лишней надобности. Робэрто приходит поздно, когда вижу десятый сон. Чувствую только, как прижимается сзади, утыкается носом в волосы и дышит горячо, а с рассветом снова исчезает.

Воздух холодный, даже птиц не видно, а мне под пледом хорошо. Солнце светит, слепит глаза, тяжелые веки лениво закрываются.

— Эмили, — незнакомый голос вытягивает меня из дрема. — Совсем юная мама, — светлый, высокий мужчина повернулся спиной и стал уходить.

Кто он? Вижу его впервые, солнце светит так ярко, что не могу хорошо разглядеть незнакомца. Но взгляд зеленых глаз такой добрый и притягательный, я уже однажды чувствовала его на себе. От чего мне стало стыдно и невыносимо тогда, что подалась в бега от Ливертонов.

Встаю с качели, оставляю плед и иду за ним. Нет страха, нет сомнений, а только доверие. Тепло и хорошо, как ранней осенью, вокруг опавшая пожелтевшая листва. Нас словно перенесло во времени, вот только не могу понять, вперед или назад в прошлое? Заметно меняется обстановка вокруг нас, передо мной две люльки и между ними этот мужчина.

Смотрит на меня и мило улыбается, лицо светиться лучом тепла и доброты. Это не человек, но и на Оборотня тоже не похож. Кто он и что здесь делает?

— Кто вы? — останавливаюсь в нескольких шагах, близко подойти не решаюсь.

— Ты знаешь меня, Эмили, — опускает руку в люльку. — Мы уже встречались.

Детский смех, маленькая ручка хватает его за сильный мужской палец и играет. Не могу разглядеть, что за малыш там лежит? Со второй люльки доносится капризный плач, сердце пропустило удар. Чьи это дети и почему они плачут? Хватаюсь за свой живот, а живота нет!

— Да Эмили, — кивнул отвечая на вопрос, который я не задавала.

— Ты же чувствуешь их, — о чем он? — Твоя тревога, переживания. Они тоже бояться за тебя.

От его слов все внутри начинает переворачиваться, становиться трудно дышать. Незнакомец поднимает на руки плачущего малыша — это девочка около семи месяцев. Он нежно целует её в лоб, но она трет глазки и продолжает плакать. Так хочется взять эту голубоглазую с золотыми кудрями малышку и прижать к себе. Поцеловать и пытаться донести до неё, что всё хорошо, что бояться нечего.

— Почему она плачет? — все еще не решаюсь подойти ближе.

— Она хочет к маме, хочет, чтоб мама её любила, а она… — нежно гладит по кудрявым волосам и не договаривает, хотя и так понятно, что именно он имеет ввиду.

— Как может мама не любить свои детей? — а самой так больно на душе, что дети брошены и не любимы.

— И я задаю этот вопрос юной маме! — тихо шепнул и шагнул ко мне, передавая девочку в руки.

— Мне? — девочка с удовольствием пошла ко мне и прижалась крепко. — Так получается…

— Это твои малышки, — нежно гладит вторую, сладко спящую, как две капли похожую на ту, что сидит у меня на руках. — За что ты их призираешь? Чем они хуже вас, людей?

— Я их не… — тихо шепчу, чувствую, как малышка положила голову мне на плечо, успокоилась и засыпает, сладко посапывает у моего уха.

— Смотри, как она тебе доверяет и как она тебя любит, — с любовью посмотрел на неё.

Прижимаюсь к ее головке щекой, на душе так больно, что все это время я их презирала. А она так легко мне доверилась, обняла и уснула. Но как так получилось, что я вижу своих малышей? Как так вот легко перепрыгнула столько времени, а роды и беременность?

— Не знаю, зачем вы мне их показываете, но это жестоко! Жестоко то, что я не увижу их, когда они родятся! — чувствую, что это всё не реально, слишком уже все легко!

— Всё зависит от нас самих, — продолжает нежно гладить спящего малыша в люльке. — Жестоко убивать в себе желание жить, пытаться лишиться самой жизни, когда ты нужна этим малышкам, когда судьбой предначертано быть парой одного из самых сильных и мудрых волков, каких еще этот род не видал! Быть лучшим другом, хорошим советником и любимой и преданной женщиной, — говорит это так просто и легко, когда я совсем не уверена, что во мне есть такие качества.