Илья Аведин - Злобный леший, выйди вон! [CИ]

- Я даже не сомневался, что ты отправишься за нами, - сказал Давыд, когда приблизился к Якову.

- Яков, это ты? – спросил, щурясь, Елизар.

- Да, Елизар, - подтвердил он, а после обратился к Давыду. – А как я мог не поехать за вами? Ты мой брат по мечу. Я должен был остановить тебя. Предупредить твою ошибку. Ты ведь не будешь отрицать, что тот дом горит по твоей вине.

- Для начала, я не вижу никакой ошибки. Ошибка была принимать за него выкуп. Убийцу должны казнить - я его и казнил. С большим опозданием, но все же казнил.

- Я соглашусь с тобой. Убийцу должны казнить. Но таково было решение князя! Раз он принял за него выкуп, значит, он перешел во владение наместника. С этим, ты, как опричник, должен был смириться. Но ты пошел против княжьего слова.

- Как у тебя все устроено просто. Князь сказал - Яков сделал!

- Так должно быть и у тебя.

- Но у меня не так. Ты же понимаешь, что он был не просто какой-то разбойник?

- Понимаю.

На дороге под луной воцарилось молчание. Подул легкий и прохладный ветер и волнами пробежался по колосьям, прервав песню сверчков. Откуда-то издалека, из-за деревьев, новый поток ветра принес детский крик. Крик настолько далекий и слабый, что каждый решил, что ему послышалось.

- Все равно это неправильно, - сказал Давыд.

- Как и то, что сделал он.

- А что с мальчиком? Он тоже сгорел?

- А какое тебе дело?

- Ответь.

- Нет. Его там не было. Только Степан.

- Поединка не было? Ты просто сжег его?

- Да. Просто сжег.

- Это очень плохо. Будет собрание. Прости.

- Веришь или нет, мне все равно.

- Верю...

До бивака они ехали молча. Яков ехал позади, и все время оглядывался на столб дыма. Елизар по-детски, с интересом разглядывал ночниц, и охал каждый раз, как перепончатое крыло хлопало над ним и исчезало среди травы в поисках мелких грызунов и насекомых. Давыд ехал впереди. Он ждал, что испытает облегчение после случившегося, но нет. В том доме, вместе со Степаном сгорело что-то от него самого.

Показались деревья и комочек огня между ними. Один опричник лежал, прислонившись к дереву, надвинув на глаза шлем, и бубнил под нос песню. Остальные валялись на тех местах, где их поборол сон. Как только трое всадников заехали в круг света, что-то лохматое забралось по дереву, под которым спал краснощекий Румян, и скрылось в кроне. Что-то зашумело неподалеку в кустах и с рыком побежало прочь. Яков подумал, что перебить опричников сейчас, было бы не сложнее чем утопить дюжину котят. Доберись они чуть позже, застали бы не мертвецки пьяных, а действительно мертвых опричников.

- Дурни, вставайте! Вы что же? Вы же все погибнуть могли. Почему дозора нет? - принялся он их расталкивать.

- Как нет, дозора? – спросонья спросил Клюв. – Вон же Фома дозорит, - указал он пальцем, на опричника, у которого шлем уже почти перекрыл нос, но тот все также упорно продолжал петь, используя древнюю как мир технику, что зовется «мычанием».

- Точно говорю, откажусь. Ну вас. Себе дороже. Соберу другой отряд и черт с вами!

- Эй, Яков. Давай повременим с собранием до утра. Ты не думай, что я боюсь, но ты посмотри на них. Пьяны все, кроме нас троих. А что за собрание из трех человек. Мы же не можем считать голоса пьяных вусмерть?

- Не можем, да. И раз уж мы единственные, кто может стоять на ногах, то до утра в дозоре будем стоять мы.

- Тогда давай, я буду первым, потом Елизар.

Они обернулись в поисках Елизара. Великан улегся в траву и захрапел в унисон с остальными. Оба знали, что разбудить его не выйдет.

- Что же. Видимо после меня, ты будешь стоять в дозоре. Что так смотришь? Не прирежу я тебя ночью, не бойся. Мужики сразу поймут, что это я был, - посмеялся Давыд. – Как луна в той стороне будет, так я тебя разбужу. Хорошо? Порешили?

- Порешили.

Яков прошел между спящими собратьями и улегся в середину. Он не сомневался, что Давыд разбудит их в случае опасности, но лежать у самого края не хотелось. Говорили, что в этих лесах полным полно волков, да и упырей под холмами не счесть.

Давыд походил немного вокруг и решил, что никто не додумается напасть на лагерь полный вооруженных людей. Убедив себя в этом, он тоже улегся спать, но с краю. Для себя он определил это как лежачий дозор.

От сна его пробудили голоса. Давыд обратился в слух.

«Тихие какие, то ли бабские, то ли детские», - подумал он.

Обладатели голосов говорили скоро, словно чем-то напуганные. Кто-то постоянно всхлипывал. Двое или трое что-то тараторили, перебивая друг друга.

« Все-таки дети», - заключил Давыд, когда голоса приблизились.

Группа подкралась к лагерю и, наконец, оказалась достаточно близко, чтобы Давыд разобрал слова.

- Давай тут останемся, смотри их тут толпа лежит целая.

- Так это же опричники.

- И что?

- А то, что может те и получше этих.

- Не городи чепухи.

- И не горожу. Ладно, просто бежим дальше. Может быть, они на опричников нападут, когда спящими увидят, а мы успеем убежать.

- Подставить их предлагаешь?

- Мы же не будем ничего нарочного делать, просто побежим дальше.

- Бажен, а ты что думаешь?

Значит их все-таки трое, понял Давыд. Но то, что сказал третий мальчик, он не услышал.

- А Сизый тебя ничему не учил на этот случай?

- На такой – нет.

- Ладно, тогда бежим дальше. Пока и эти не проснулись.

Давыд услышал, как зашуршала трава под ногами – дети побежали прочь от лагеря. Тут он понял, к чему сказали про Сизого. Того Сизого, что углем лежал на полу сожженной хаты. Один из детей - его сын.

Давыд подскочил. В голове его мелькнула мысль: «Убить щенка, как и старого пса и покончить с этим». Шаги почти исчезли в чаще. Давыд посмотрел на спящих собратьев и сказал сам себе:

- Все равно утром бы они меня сместили и под суд княжий повели. Лучше уж я сам уйду. А вы теперь, что хотите, то и делайте.

Давыд схватил самострел и побежал за мальчиками.

Мальчики углубились в чащу. Бажен пришел в себя и шел немного позади. Они с Прошей оказались впервые в Глухом Бору, но таким он им и виделся в страшных рассказах: большие деревья, что ветвями закрывают свет дневной; дикие заросли у земли, что троп не видно. И никого вокруг. Только иногда многокрылые жуки звенели у уха, да мелкие мошки, встревоженные их шагам, лезли в глаза. Больше никого. Ни одной белки на дереве, ни одного зайца в траве.

- Олег, а где все звери?

- Думаю, лес их прячет от нас. Леший людей не любит, потому лес для нас всегда темный и непроходимый.

- Но мы ведь идем.

- Может быть, потому что он в нас опасности не чувствует. Мы же просто хотим выйти отсюда, никого трогать не хотим. Пока на нас не нападут, конечно.

- На нас могут напасть?

- Могут, но, надеюсь, не станут. Эх, надо было идти завтра. Я б шел со знаком Лешего. Тогда бы нас точно не тронули.