Владимир Лещенко - Звероликий

Оглянувшись, Лайер увидел Натали, стоявшую с занесенной туфлей и готовящуюся обрушить шпильку на башку стонущего поклонника расовой теории.

– Что происходит, граждане?!

В дверяу появились двое патрульных вигилов, вероятно, вызванные барменом.

– Да вот, человек перенервничал, – ляпнул детектив, решительно не зная, как будет выходить из положения.

При виде стражей порядка атаульфовец воспрял духом, но тут же привял.

Ибо один из правоохранителей был смуглый и горбоносый, с явной примесью мавретанской крови. А, несмотря на все вольности, буйно расцветшие при последней августе, «Эдикта о равенстве» никто не отменял, и можно было не сомневаться – этот вигил будет действовать вполне в его духе.

– Мы поспорили тут, и ему стало плохо. Перенервничал…

Крис продемонстрировал жетон частного сыщика.

– Тогда пусть отдохнет у нас в участке! – рявкнул горбоносый, разглядев, кто перед ним.

Решительно подойдя к постанывающему хмырю, он одной рукой и без видимых усилий поднял того за шкирку и деловито поволок вон, к видневшемуся за тонированными витринами бара полицейскому «Гераклу», мигающему проблесковыми маячками.

Проводив их взглядом, Натали неловко натянула туфлю, зло сплюнула:

– Зря ты вмешался, шеф! Он бы у меня без яиц остался!

Крис промолчал. Прошедший в пустых хлопотах день, так скверно закончившийся, изрядно его вымотал.

Тело налилось тяжестью – расплата за магический рывок, а на душе было на редкость муторно. И не потому, что к нему пристал («наехал», как любит говорить Натали) этот идиот. Дурное предчувствие вдруг навалилось на него.

Может, судьба посылает ему этот знак? Или не судьба? Но что должно подсказать ему?

– Позвольте… – У их столика остановился бармен с подносом, на котором стояли бокалы, до краев полные янтарной жидкости. – Лучшее эйринское бренди, двадцатилетней выдержки! За счет заведения, так сказать, в виде компенсации за эту безобразную выходку, приключившуюся с вами, доминус…

– Я не пью! – довольно грубо оборвал его Кристофер и в хмуром молчании покинул кабачок.

Натали молча потащилась за ним, с сожалением косясь на отвергнутое угощение.

Сотни зевак с утра тянулись на Главный причал, дабы полюбоваться на это и впрямь необычное зрелище – самый большой лайнер мира, готовящийся к отплытию. Люди топтались на месте, толкали друг друга, ссорились, а также шумно, по‑южному крикливо обсуждали подробности происходящего.

Имелись тут и газетчики, и репортеры с телевидения, и даже – невесть зачем – две пожарные машины.

В трюмы и бортовые люки «Титаника» загружали последние припасы и багаж.

Целые связки ящиков с клеймами самых дорогих фирм, поставляющих продовольствие и напитки. Большие бочки разнообразных вин и пива всех сортов. Из рефрижераторов, выезжающих на причал, выгружали покрытые изморозью бычьи туши, и могучие грузчики тут же запихивали их в люк курящегося паром холодильного трюма.

А вот и другой груз – живой.

Из большого фургона смуглые люди в тюрбанах вывели нервно приплясывающего арабского скакуна, в парчовой попоне, с вышитыми вензелями Персидского царства.

Конь обошелся владельцу в триста тысяч ауро, и еще десять тысяч стоил его провоз на судне. Но его хозяин – принц Персии Кавад, чья семья владела четвертью добываемой в мире нефти, – мог себе позволить такие расходы, не желая расставаться даже в море со своим любимцем. Тем более на «Титанике» имелся небольшой манеж для верховой езды.

– Эк, вот что значит дурные деньги! – крякнул старый моряк в вытертой тужурке. – Вот, не дай Нептун, потонет это корыто, и каюк денежкам принца!

– Ха, дед, – прыснул какой‑то юнец. – Так ведь если корыто потонет, то и самому принцу тоже будет каюк!

– Дурень ты, – сплюнул дед. – Человек – он в шлюпку сядет. А коню‑то что делать?

– Это что, – возразил кто‑то. – Вот в Вендии один махараджа был… Так ему по закону его княжества полагалось ездить только на слоне. Да не на простом, а на белом. Ну, он и ездил. Когда нужно было куда‑то лететь, в столицу, скажем, он на двух дирижаблях летал – на одном сам, а на другом слона его везли. Сам видел!

– Да, а вот забавно бы было, чтоб эта лоханка и в самом деле под воду пошла! – вдруг зло пробормотал другой парень – со шрамом во всю щеку и «африканской» медалью на груди. – Пары торпед в машинное хватило бы. Сколько паразитов сразу накроется! Пока я с ребятами кровь лил, они тут…

И замолчал, зло сжав кулаки.

Но никто не обратил внимания на его слова. Тем более что началась посадка на борт.

Подъезжали машины: от основательных «тоттенвольфов» и претенциозных «Аргамаков» до верха роскоши – длинных мощных «буцефалов» с позолоченными бамперами и фарами.

Из них выходили разнообразные знаменитости.

Банкиры и биржевики. Владельцы обширнейших поместий и торговых компаний. Отпрыски знатнейших фамилий Империи и окрестностей. Актеры и модные писатели.

Мужчины сверкали золотыми и платиновыми пуговицами, цепями и маятниками часовых брелоков, массивными перстнями и набалдашниками тростей с самоцветами. Дамы, в том числе и те, чьи формы были, мягко говоря, не очень совершенны, старались поразить не только блеском драгоценностей, но и количеством обнаженного тела, выставленного напоказ. На каждой к тому же было великое множество драгоценных камней: персидские жемчуга, африканские рубины, вендийские сапфиры, уральские изумруды… И, конечно, лучшие друзья девушек и матрон – бриллианты.

«Совсем как во времена какого‑нибудь Херония или Коммода», – подумал сыщик.

Некоторых пассажиров приветствовали радостными криками, других освистывали. Пару раз полетели даже гнилые яблоки и репа, но портовые вигилы живо восстановили порядок, затащив кого‑то в тюремный автобус.

Из небольшого изящного «ягуара» вышла, широко улыбаясь, Герта Грендель, сопровождаемая двумя крупными мужчинами в строгих костюмах – то ли телохранителями, то ли любовниками (или то и другое одновременно).

К ней тут же устремились поклонники, пытаясь взять автограф или даже коснуться великолепного тела. Она благосклонно принимала знаки почитания. Даже то, что какой‑то юноша ухитрился коснуться губами ее полуобнаженного бюста и при этом сумел уклониться от кулака телохранителя.

Зато с подбежавшими позже представителями прессы кинозвезда не была столь вежлива.

– Идите вы на… – нежным голоском изрекла скандинавская дива и добавила с очаровательной улыбкой: – Козлы!

И продефилировала к парадному палисандровому трапу с обитыми бархатом поручнями.

Был поток машин скромнее и даже наемные такси: из них выходили люди, одетые попроще, и направлялись к другому трапу – из мореного дуба, – там проходили пассажиры второго класса.