Анастасия Анфимова - Отважная лягушка

Прямо напротив входа с противоположной стороны водоёма на небольшом возвышении по-хозяйски расположился массивный, тёмного дерева стол, украшенный резьбой и накладками из черепахового панциря. На нём горделиво красовались: серебряная чернильница, большая шкатулка, окованная ярко начищенными металлическими полосами, и белела стопка листов папируса, придавленная вычурной песочницей.

Рядом возле жёлтого с голубыми полосами занавеса, отделявшего деловую часть дома от семейной, стояло кресло с высокой, изукрашенной спинкой, так же инкрустированное черепаховым панцирем и пластинками слоновой кости.

Именно восседая на нём, господин Покрл Атол Онум раздавал указания, принимал почести от коскидов, встречался с важными посетителями и работал с документами во второй половине дня.

То ли специально, а, может, по привычке, провожатый провёл совсем незнатного гостя мимо длинного узкого стола, приставленного вплотную к расписанной стене и призванного демонстрировать достаток хозяев дома. На полированной доске красивого тёмно-красного дерева выстроились в ряд серебряные кувшины, вазы, украшенные чеканкой блюда и тонкой работы масляные светильники.

Присутствуй здесь господин Атол, писец хотя бы замедлил шаг, делая вид, будто любуется выставленными на всеобщее обозрение красивыми и дорогими вещами. Но перед невольником не счёл нужным притворяться.

С не меньшим равнодушием гость посмотрел на стоявший в углу изящный алтарь домашних богов с его серебряными фигурками и позолоченной, напоминающей раковину чашей для приношений. Белевший в ней кусок лепёшки ясно давал понять, что глава семейства уже проснулся и совершил необходимые жертвоприношения. Но, видимо, потом опять вернулся в кровать.

Неожиданно из бокового проёма, пятясь задом, на четвереньках выползла молодая рабыня, усердно елозившая по полу мокрой тряпкой. Чтобы не запачкать одежду, она высоко задрала подол, и взгляд молодого человека невольно задержался на её пышных, молочно-белых ягодицах.

Шагавший впереди провожатый, едва не налетев на внезапно возникшее препятствие, выругавшись, отвесил старательной, но невнимательной уборщице хорошего пинка.

— Гляди, куда прёшь, задница деревенская!

Руки молодой женщины невольно подломились, так что она едва не упала лицом в лохань, выплеснув часть воды на пол.

Тихо пискнув, рабыня замерла, не поднимая глаз и втянув голову в плечи.

Аккуратно переступив через расползавшееся по каменным плитам мокрое пятно, гость, повернув голову, увидел стоявший по середине просторной комнаты со светлыми стенами ткацкий станок, являвшийся обязательным атрибутом любого радланского дома, где есть хозяйка.

Хотя одного взгляда Олкада хватило для понимания того, что супруга господина Атола уже давно не ткёт ткань для членов семьи.

И дело не только в явно старых, успевших потемнеть нитях основы, натянутых на деревянную раму. Молодой человек заметил модный круглый столик на одной ножке с большим, ярко начищенным зеркалом и четыре элегантных стульчика с подлокотниками, но без спинок вместо положенной по обычаю скамейки. Видимо, среди знатных женщин Этригии тоже стала распространяться столичная мода не просто встречаться и болтать с подругами, а устраивать что-то вроде ундиналий, превратив ткацкий станок из необходимого механизма в деталь интерьера.

Опередив гостя, раб аккуратно отодвинул край тяжёлой занавеси, пропуская писца на семейную половину дома.

Здесь в крыше тоже зияло квадратное отверстие. Вот только вместо водоёма под ним располагался цветник, где среди облетевших кустов стояла мраморная статуя Покрла Атола Онума.

Высеченный в натуральную величину, хозяин дома смотрел на вошедших с задумчивой улыбкой на каменных губах, одной рукой придерживая край плаща, а в другой сжимая свиток.

Несмотря на очевидное сходство, скульптура Олкаду не понравилась. Она выглядела мёртвым, застывшим истуканом, лишённым даже проблеска жизни, и мало походила на творения признанных мастеров Империи.

Рядом с постаментом прямо под открытым небом за лёгким столиком из светлого дерева неторопливо кушала лепёшки с мёдом полная женщина со следами былой красоты на густо накрашенном надменном лице. В венчавшей гордую голову высокой причёске, состоящей из множества аккуратно завитых и тщательно уложенных кудряшек, блестели нитки жемчуга. Мочки больших ушей оттягивали золотые серьги с крупными изумрудами, а плечи прикрывала накидка из дорого меха белых лисиц.

— Да благословит добродетельная Нона ваше утро, госпожа Атол, — низко поклонившись, поприветствовал супругу управляющего рудником "Щедрый куст", второй писец.

Но в ответ не удостоился даже радушного кивка. А вот стоявшая возле госпожи тощая рабыня с противным морщинистым лицом зло зыркнула в его сторону выцветшими глазами.

— Господин Атол приказал привести господина Ротана, — сообщил сопровождавший молодого человека невольник.

Однако, хозяйка дома вновь ничего не сказала. Молча глотнув разбавленного вина, она лишь опустила редкие, длинные ресницы.

Сообразив, что его услышали, раб обратился к гостю:

— Сюда, господин.

Стараясь держаться скромно, но с достоинством, Олкад украдкой огляделся. Семейная часть дома управляющего показалась ему больше парадной. Стены здесь тоже покрывали яркие росписи, изображавшие разноцветные розы в переплетении усыпанных листьями виноградных лоз. Каменные плитки пола складывались в правильный геометрический узор.

Проходя мимо столовой, он разглядел большой круглый стол и три широких, мягких ложа с разноцветными, очевидно, набитыми шерстью подушечками в виде валиков.

Провожатый остановился возле чуть приоткрытой двери вишнёвого дерева, и заглянув внутрь, доложил:

— Господин Ротан здесь.

— Пусть заходит, — распорядился хозяин. — Да открой дверь, не видно ничего.

— Да, господин.

Как принято у радлан, в спальне не имелось ни одного окна. Днём она освещалась через распахнутую дверь, а вечером зажигали маленький светильник.

Большую часть помещения занимала высокая широкая кровать с вычурными, украшенными слоновой костью спинками.

Покрл Атол Онум лежал на боку, подперев коротко стриженную голову рукой, и грустно взирал на подчинённого из-под тяжёлых набрякших век. На опухшем лице, казалось, навсегда поселилась гримаса страдания, а покрасневший нос печально нависал над покрытой седоватой щетиной нижней губой. Перед ним прямо на постели стоял стеклянный кубок, до половины наполненный вином.

— Ну и чего тебе, Ротан?

— Господин Атол, — постарался как можно изящнее поклониться писец, не забывая отвести правую руку назад и в сторону. — Прошу вас разрешить мне не выходить послезавтра на службу.