Роберт Шекли - Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге

Три человека отправились однажды на поиски этого дерева. Немало опасностей и трудностей встретилось им на пути, и вот наконец оно предстало перед ними. Каждый из них по очереди взобрался на его вершину и заглянул в магический кристалл. Затем они стали сравнивать свои впечатления, и первый, человек весьма авторитетный, сказал:

— Я видел бесчисленное множество деяний, как великих, так и совершенно незначительных. И я понял, что это всего лишь замочная скважина в двери, ведущей во Вселенную; то, о чем Борхес говорит в своем «Алефе».

Второй человек, известный ученый, сказал:

— Я видел искривление пространства, гибель фотона, рождение звезды. И догадался, что передо мной некая суперголограмма, самозародившаяся и самовоссоздающаяся; и она дает нам целостное представление о том, что такое наш мир.

— Единственно верное восприятие всегда чувственно, — сказал третий человек, натура сугубо творческая, и показал своим друзьям только что сделанные наброски — изображения женщин и леопардов, скрипок и пустынь, гор и небесных светил.

— Как и вы, — молвил художник, — я видел, в общем, то же самое, что вижу всегда.

Когда был объявлен конец света, мы с Рэчел решили все-таки не разводиться.

— Что толку? — спросила меня Рэчел. — Нам же не хватит времени даже документы оформить.

Я кивнул, но до конца убежден не был. Меня беспокоил вопрос: а что, если конец света все-таки не наступит? Что, если это великое событие будет отложено, задержано — в общем, как-то отсрочено? В конце концов, вполне могла быть допущена неточность в расчетах так называемого эффекта Z-поля или в значении «конъюнкции Саперштайна». Ну, и что тогда будет с нами? С Рэчел, со мной, с нашими вечными взаимными жалобами, с нашими детьми, с их неизбывными проблемами? О, тогда наше апокалипсическое единство будет покрепче брачных уз и продлится до скончания веков или же до следующего Армагеддона — не знаю, что уж там случится первым! Я все это изложил Рэчел — надеюсь, достаточно вежливо и спокойно, — и вот что она мне ответила:

— Не волнуйся, дорогой. Если конец света в указанное нашими выдающимися учеными время так и не наступит, ты просто переедешь в ту меблированную квартирку, которую давно уже снимаешь, а я останусь здесь — с детьми и любовником.

М-да. Ничего не скажешь, звучало ободряюще! И я, разумеется, не имел ни малейшего желания встречать конец света один в унылой меблирашке, которую снимал пополам с одной японкой и ее дружком-англичанином. Господи, да там даже телевизора не было! И некуда деться — особенно по вечерам — от бесконечной болтовни японки по телефону; разве что время от времени можно спускаться перекусить в китайский ресторанчик, хозяин которого обещал не закрывать свое заведение, пока конец света действительно не наступит или, по крайней мере, пока будет возможно; он не верил, что подобная перемена может произойти совершенно внезапно.

Рэчел сказала: «Не желаю видеть, как все это начинается!» И собрала все свои драгоценности — тайские палочки, крупинки коричневого кокаина, какую-то кислоту в виде крошечных красных звездочек, грибы в шишковатых наростах бог его знает из каких мест, красное ливанское и зеленое марокканское и, разумеется, последние капли либимого квалюдского и могадонского, чтобы уж ничего не осталось. И предложила: «Давай объединим наши запасы и отключимся, прежде чем наступит конец, а?»

Другие готовились иначе. Авиалинии предоставили существенные скидки на дальние рейсы — в Вальпараисо, в Куала-Лумпур; уходящие в небытие люди могли позволить себе необыкновенные путешествия напоследок. Средства связи, разумеется, взахлеб сообщали о различных событиях в мире. Некоторые из наших любимых программ, к сожалению, были отменены; вместо них постоянно передавали «Специальные сообщения о конце света». Настроившись на программу «Последний разговор» по Си-би-эс, мы слышали: «Ну что ж, друзья, похоже, наш воздушный змей действительно скоро воспарит над землей. Сегодня у нас в гостях профессор Мандракс из ЮСиЭлЭй; он и расскажет нам, как именно произойдет наш общий с вами „большой чих“…»

По всем каналам выступали физики, математики, биологи, химики, лингвисты, философы и самые разнообразные комментаторы, и все старались как-то пояснить только что сказанное другими. Профессор Джонсон, выдающийся исследователь космоса, сказал, например: «Ну, это, разумеется, не совсем космологическое явление, однако в метафорическом смысле… если иметь в виду то, как это событие отразится на нас… Дело в том, что мы, люди, существа ограниченные, а потому считаем подобные вещи чрезвычайно для себя важными, однако, смею вас уверить, по той космологической событийной шкале, над которой я как раз сейчас работаю, данное событие представляется вполне заурядным. Дело в том, что наше солнце, принадлежащее к О-типу, войдет в поле Z как раз в момент „конъюнкции Саперштайна“ со всеми вытекающими из этого последствиями. Я, разумеется, умышленно столь неконкретен во временных координатах, ведь с XIX века эта проблема считается неразрешимой, но вот профессор Уивер с кафедры философии, видимо, может кое-что прояснить по этому поводу…»

«Да, конечно, — сказал профессор Уивер. — Во-первых, выражение „конец света“, в общем-то, не совсем точное. То, с чем мы столкнулись, проблема скорее субъективная… В принципе если смотреть на эти события под гипотетически иным углом зрения, то „конец света“ — никакой вовсе и не конец, а всего лишь мимолетное болезненное ощущение, за которым следует, дорогие мои, — вечная, как сказал поэт, жизнь!»

По другому каналу мы услыхали, что на обед всем нашим военным, служащим в Германии, подали индейку. Досталось и членам их семей, разумеется. Поговаривали также о том, чтобы вывезти их самолетами на родину, но решили — на всякий случай — пока оставить там и держать в состоянии боевой готовности: вдруг никакого конца света не будет и все окажется лишь частью хитроумной схемы, придуманной русскими коммунистами, создавать которые они, как известно, большие мастера, особенно если учесть их свихнутое чувство юмора и неистребимое желание создавать трудности себе и другим. Мы узнали также, что китайцы о конце света (о «событии», как они это называют) не рассказали своим гражданам практически ничего, разве что разослали кое-кому крошечные листовки размером с почтовую марку, подписанные: «От соседа-доброжелателя».

И ты никак не могла понять, почему Эдвард, твой любовник, упорно не желает выходить из своей комнаты и как сумасшедший трудится над последним романом. «По-моему, это как-то несвоевременно, — сказала ты ему. — Ведь некому будет ни опубликовать его, ни прочесть». — «Ну и что? Какое это, собственно, имеет отношение к моей работе?» — спросил тебя Эдвард и подмигнул мне. Я-то его понимал отлично! Я тоже вкалывал, как безумный, подводя последние итоги — и кстати, с огромным удовольствием чувствуя, что конец света — для любого писателя самый последний срок: сегодня ровно в полночь — и все, братцы, привет! Каков вызов, а? Такой вызов просто невозможно не принять людям творческих профессий! Я понимал, что в эти минуты, возможно, создаются потрясающие шедевры, которые когда-нибудь вызовут грандиозный интерес у историков — например, в мире, параллельном нашему, где подобной катастрофы не произойдет.