Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев [litres с оптимизированной обложкой]

Сама Галинке оказалась незамужней.

– Пока, – со вздохом прибавила она. – Брат подыщет мне пару, но с этим придется подождать, на случай, если возникнет необходимость отдать меня в жены манса.

– Манса? – переспросила я в уверенности, что не сумела понять йембийской фразы. Титул «манса» носил правитель Талу.

Галинке кивнула.

– Он берет по одной жене от каждого из покоренных народов, как делали и наши предки, когда Байембе была молода. Даже сейчас у брата есть жены из мебенье и сагао, чтобы этим народам не было обидно.

Будь она ширландкой, я ни за что не допустила бы подобной оплошности. Мы ведем род по линии отца и таким же образом передаем фамилии. То же самое принято у саталу и в других сообществах во многих частях света. Но среди йембе и других народов этой страны принята матрилинейность: человек принадлежит к роду матери, а не отца, и, таким образом, мужчинам наследуют сыновья их сестер.

Родовым именем Галинке было Орофиро Дара, означавшее, что она происходит из ветви Орофиро рода Дара, как до нее – ее мать. Мать же ее, очевидно, была младшей женой человека, женатого на матери правящего оба Байембе (по родовому имени – Румеме Гбори), и Галинке приходилась ему ни больше ни меньше, как единокровной сестрой [5] То есть сестрой по отцу. !

(Я говорю «очевидно», словно понимание пришло ко мне в виде этакого изящного моментального озарения. Но нет: я просидела с разинутым ртом не меньше минуты, пытаясь постичь умом эту систему родства и наследования, совершенно чуждую моему образу мыслей.)

– Но, – заговорила я, все еще силясь разобраться в подтексте, – если ты станешь женой манса, разве это не будет означать, что твои дети получат право претендовать на Байембе?

Вражда Байембе и Талу была из давних – столь же древней и непримиримой, как между Тьессином и Айверхаймом, а в последние десятилетия только ухудшилась. Антиопейское влияние на севере Эриги вдохновило несколько эриганских королевств объединиться против Байембе, однако их Союз быстро превратился в нечто, куда больше похожее на империю из ряда зависимых государств под рукой талусского манса.

Со временем Союз начал угрожать соседям, подталкивая их к присоединению – подход не столь насильственный, как тот, к которому прибегала Иквунде, но все же не слишком привлекательный. Возможностью претендовать на байембийский трон манса не замедлил бы воспользоваться – тактика была как раз в его духе, и я сомневалась, что оба настолько глуп, чтобы допустить это.

– Но как они смогут претендовать на трон? – ответила Галинке, вежливо смутившись таким невежественным вопросом. – Я не Румеме Гбори. Унаследовать трон могут только сыновья нашей сестры Нсами.

Очевидно, Нсами была родной сестрой оба. Дайте мне драконов в любой момент, и я разберусь в их обычаях куда лучше, чем в обычаях собственных собратьев-людей. Мы слишком, слишком усложняем свой мир.

– Но я думала, твой брат ненавидит талусского правителя, – сказала я, и тут же моргнула. – Прости. Это уже превращается в сплетни, и не мое дело говорить о подобных вещах.

Но Галинке только отмахнулась от моих извинений.

– А о чем еще здесь говорить, если не о политике? Ты права. Но мудрый правитель должен быть готов сделать все, что необходимо для блага его народа. Даже отдать сестру за того, кого ненавидит.

Или призвать на помощь в защите своей страны иноземных солдат… Но на сей раз я внимательнее следила за языком и не сказала этого вслух. Однако вся суть альянса Байембе с Ширландией состояла в том, чтобы эта страна не уступила давлению Талу только затем, чтобы защититься от Иквунде. Если оба держал Галинке в резерве, это значило, что он не слишком уверен в нашей помощи… а может, и не слишком рад ей.

Похоже, Галинке относилась к возможности быть отданной в жены врагу совершенно равнодушно. Мне бы на ее месте такое не удалось. Я сообщила ей об этом. В ответ она лишь философски пожала плечами.

– Такие сделки обычны. Может, не для саталу, но для остальных – да. Чтобы породнить одну линию с другой. Я всю жизнь знала, что меня сосватают по уговору.

Я подавила порыв рассказать, как помогла Натали бежать из Ширландии, чтобы увильнуть от любого замужества вообще.

– Надеюсь, старания наших солдат избавят вас хотя бы от этой участи, – сказала я вместо этого. – По слухам, Иквунде стягивает силы к рекам, а это значит, что у нас очень скоро может появиться шанс доказать свою полезность.

Это было сказано не только ради поддержания беседы, но и для пробы, и, думаю, Галинке это поняла. Ее полные губы дрогнули в намеке на улыбку.

– Иквунде никогда надолго не успокаиваются, – ответила она. – Как только переварят проглоченное, тут же начинают искать новый кусок.

Значит, ей, в отличие от Фаджа Раванго, было позволено говорить со мной о политике. Я тут же воспользовалась этим.

– Счастье, что с юга вас защищает Мулин. Я слышала, те, кто осмелится пересечь границу болот, никогда не возвращаются назад. Поэтому оба и запрещает путешествовать туда? Чтобы уберечь свой народ от мулинцев?

Галинке рассмеялась.

– Ну, для начала, туда никто и не стремится – разве что охотники время от времени. Но в эти тревожные времена брат должен как следует присматривать за границами, пока мы не сможем выстроить лучшую оборону.

Пока что мы выстроили для обороны Байембе только Пойнт-Мириам. Может, планируется еще один форт? Или даже не один, а целая линия фортов вдоль границ? Но спросить об этом возможности не представилось: служанка принесла еду, и за столом Галинке так ловко повернула беседу в другое русло, что я заметила это только несколько часов спустя.

За четыре дня, проведенных в агбане с Галинке, я успела довольно близко познакомиться с ней, и знакомство оказалось приятным. К разговорам об Иквунде мы больше не возвращались, но из наших бесед я узнала о политике Байембе великое множество нового. Все это я впитывала больше из чувства долга, чем по каким-то иным причинам. Галинке, похоже, смотрела на такие вещи, как на увлекательные интеллектуальные головоломки, но я была не в силах найти в них то же удовольствие. Я просто была по-другому воспитана и искренне благодарила судьбу за свою свободу.

Теперь, вспоминая эти беседы, я думаю: может, Галинке было не только разрешено, но и приказано обсуждать со мной вопросы политики? Время, проведенное с ней, определенно, изменило мои взгляды на союз Ширландии и Байембе, до тех пор формировавшиеся лишь под влиянием фальчестерских газет. Газетчики много писали об открываемых этим союзом блестящих экономических перспективах и крайне неодобрительно отзывались о разбойничьих намерениях соседей Байембе, от которых мы благородно защищали их.