Эми Хармон - Птица и меч

— Вопрос в том, зачем нам оставлять тебя в живых? Мы теряем короля, как и накаркала твоя мать. А ты даже не можешь помочь.

— Кель! — одернул его Тирас.

Я совершенно забыла про материнское проклятие. В памяти снова зазвучали ее слова, эхом раскатившиеся по двору отцовской крепости.

Если убьешь меня, потеряешь душу, а твоего сына отнимут небеса . Этим сыном был Тирас. И с ним что-то было категорически не так.

Внезапно за живой изгородью послышались крики и грохот сапог, и в сад ворвались несколько стражников. Тирас поспешно заслонил меня от их взглядов.

— Ваше величество, — выдохнул один из гвардейцев, в то время как остальные преклонили колена. — В крепость начали прибывать члены делегации. Лорд Корвин, посол из Фири и представители еще нескольких провинций со свитами. Прикажете их впустить?

Мой отец был в Джеру.

— Сколько всего гостей? — спросил Кель.

— Почти пятьдесят.

— Принять всех, — спокойно велел Тирас. — Каждому обеспечить покои и слуг. И приставить по стражнику, как мы и оговаривали.

— Слушаюсь, ваше величество, — ответил воин, и охрана так же быстро покинула сад.

— Ступай в свою комнату. Я пришлю к тебе Буджуни, — бросил мне Тирас через плечо, устремляясь к выходу, Кель следовал за ним по пятам.

Я пренебрегла приказом и опустилась на ближайшую скамейку. Ноги не держали меня. Тело била дрожь — от пережитого ужаса, от недавней близости смерти, от внезапного разоблачения секретов, моих и Тираса. Надо мной висела угроза, король был проклят, а весь мир будто сошел с ума. Я бы с радостью прибегла к волшебным словам, чтобы его починить, но как никогда ясно сознавала, что это не в моих силах. А теперь мой отец был в Джеру. Я не сомневалась, что он приехал требовать моего возвращения. Под ложечкой тревожно засосало. Я трясущейся рукой вытерла струйку крови, которая никак не желала останавливаться. Верх корсета уже окрасился алым.

Сейчас передо мной лежали три пути: отправиться домой, остаться здесь или сбежать. Как можно дальше, туда, где меня не найдут. Например, в лес Дру. Буджуни говорил, его населяют удивительные существа — странные, магические… Одаренные. Возможно, я смогу начать среди них новую жизнь, особенно теперь, когда научилась говорить. Эта мысль заставила меня резко выпрямиться. Я не могу говорить! Я лишь научилась вкладывать свои мысли в чужие головы. И совсем не была похожа на них. Они не станут разбираться и просто убьют меня.

Похоже, отец был единственным заинтересованным в том, чтобы я выжила. Нужно вернуться в Корвин, спрятаться в крепости и притвориться, будто в моей голове никогда не появлялось никаких слов. Притвориться, что все как раньше, и тем, возможно, спасти свою жизнь. Только вот спасет ли мое притворство Тираса?

Неподалеку раздалось сопение и фырканье, и из-за изгороди показалась голова Буджуни. Сквозь косматую бороду проглядывала улыбка.

— Король сказал искать тебя в башне, но ведь нос тролля не проведешь! — Буджуни заметил красную дорожку у меня на шее, и его улыбка мгновенно погасла. — Что стряслось, Птичка?

Я прижала ладонь к царапине и покачала головой.

— Пойдем-ка со мной. Буджуни о тебе позаботится.

Он потянулся, чтобы взять меня за руку, но я оттолкнула пухлую ладошку. Не нужна мне была его забота. Единственное, чего мне сейчас хотелось, — сбежать от всех мужчин, которые пытались надо мной возвыситься, командовать мной, запирать на замок, использовать в своих целях, колоть, как марионетку. Я в бешенстве вытерла испачканное горло. Из глаз потекли слезы, но я этого даже не заметила.

Ты меня слышишь, Буджуни? Тролль зашипел и отпрянул. Его глаза были полны ужаса. Я уронила лоб на руки. Грудь, как железным обручем, сдавило отчаянием. Буджуни тоже меня услышал — и его первой реакцией оказался страх. Я чувствовала исходящие от него волны смятения, перемешанного с потрясением и испугом. Тролль не бросился наутек, но и ничего не отвечал, лишь стоял передо мной, тяжело дыша. Когда я попробовала обратиться к нему снова, то сама услышала, как дрожит мой мысленный голос.

Теперь ты меня боишься, дружок? Я ощутила, как он осторожно коснулся моих волос, но не осмелилась поднять взгляд.

— Птичка? — с сомнением прошептал Буджуни. — Птичка, это ты?

Да. Это я. В качестве подтверждения я кивнула, и тролль снова испустил судорожный вздох. Затем потянулся к моим губам, словно желая убедиться, что глаза его не обманывают, но в последний момент отдернул руку и отступил назад. Я поднялась на ватные ноги и шагнула следом, готовая как угодно умолять его меня выслушать. Мне было жизненно необходимо убедить друга в том, в чем я сомневалась и сама.

Я нашла свой голос , — попыталась объяснить я. — По крайней мере, его часть . Буджуни медленно кивнул, не сводя с меня круглых глаз, но и не источая уже такого страха.

Теперь ты можешь меня слышать. А я могу с тобой говорить.

— Я всегда мог тебя слышать, Птичка. Но раньше это было скорее чувство… образ. А теперь настоящий голос! Дай чуток привыкнуть.

Я понимаю. Мне тоже страшно. Ты даже не представляешь, как мне страшно, Буджуни . У тролля задрожали губы, и воздух наполнился состраданием. Для моей измученной души это было настоящим бальзамом.

Буджуни торопливо промокнул глаза и указал на рану у меня на горле.

— Это сделал король?

Я покачала головой. Нет.

— Хорошо. Мне бы не хотелось его ненавидеть. Все-таки он совсем не то, что его отец.

Мне бы тоже не хотелось его ненавидеть , — призналась я, и Буджуни пристально посмотрел на меня. Не знаю, что он увидел, но я позволила ему взять себя за руку и отвести по широкой винтовой лестнице в башню.

— Будь готова ко всему, Ларк. Твой батюшка здесь, а по замку ползают разные слухи, — прошептал Буджуни. Его глаза так и шныряли по сторонам, будто нас могли подслушать даже стены.

Расскажи.

— Король молод. Члены Палаты лордов думают, что он очень уж мягок с Одаренными.

Я испуганно покосилась на тролля, и он сжал мою руку, успокаивая. Больше мы не проронили ни слова, пока не оказались наедине в моей комнате. Там Буджуни ловко обработал царапину на горле и заговорил снова — на этот раз понизив голос до шепота.

— Лорды винят короля в возвышении вольгар. Дескать, он заставил вольгар поверить, что он слаб, чем подтолкнул их к бунту.

Я вспомнила, как Тирас и Кель рубили ужасающих птицелюдей на куски, и задумалась, как выглядит слабость в представлении членов Палаты. Но вольгары… не Одаренные. Это чудовища .

— Для лордов разница невелика.

Я поморщилась, и Буджуни снова похлопал меня по руке. Так считал прежний король, Золтев, отец Тираса. Но моя мать не была чудовищем. И я тоже. Мы продолжили нашу странную одностороннюю беседу. Прежде чем произнести фразу, я собирала для нее слова, будто нанизывала бусины на нитку. Буджуни в изумлении слушал, как я отвечаю на его осторожные вопросы, пока в кудлатую бороду не скатилась большая слеза.