Татьяна Абиссин - Пара для принцессы вампиров. Книга третья

Морис, пару дней преследовавшая угрюмого Симона, который завел себе привычку прогуливать занятия, наконец, добилась от него согласия поговорить с глазу на глаз. Когда она проводила Симона до комнат «утреннего курса» после неудачного свидания с Эммой, у вампирки не получилось вытянуть из мрачного парня даже нескольких слов.

Но, как-то вечером, Симон признал, что молчание — не выход, и ему нужно поговорить о случившемся. Вероятно, с однокурсниками его на откровения не тянуло. Симон, как и многие представители человеческой расы, стремился сохранить свой образ не запятнанным в глазах окружающих, и сам же от этого страдал…

Они оба решили, что пропустят утренние занятия и встретятся в комнате отдыха. Родани сегодня не собиралась вести беседы о будущем людей и вампиров, возможной войне или коварной блондинке по имени Эмма Конни. Темная кровь, почему она должна обсуждать проблемы мироздания, или эту выскочку, в свое первое свидание с Симоном?

Разумеется, сам Симон не считал их встречу свиданием. Скорее уж, как в прошлый раз, собирался использовать Морис, чтобы облегчить душу и решить собственные проблемы. Но вампирка не унывала. В любом случае, о Конни можно вспомнить потом, когда они выяснят раз и навсегда отношения между собой. Морис решила, как говорят смертные, «ковать железо, пока горячо», и не тянуть с признанием. Сейчас, когда Симон и Эмма поссорились, для этого удобный момент.

Морис критически осмотрела себя в зеркало: если учесть бессонную ночь, проведенную в страстных мечтах, она выглядела безупречно. Короткая юбка и черный жилет, натянутый поверх белоснежной шелковой рубашки. Блестящие, словно вороново крыло, волосы, до которых так и тянет дотронуться, уложены лаком и спускаются раздельными прядями, обрамляя изящный овал лица. Чуть раскосые глаза смотрят дерзко, прямо и открыто; вспыхивающие в них золотистые искорки оттеняются покачивающейся в ухе длинной серьгой.

Родани взглянула на сервированный к завтраку стол, отметив, что её все устраивает: разве здесь нужно что-нибудь, кроме сладкого, фруктов и вина? Впрочем, если её красота и обаяние все же не подействует на человека…

Морис не была бы дочерью Изабеллы Родани, если б не рискнула прибегнуть к её излюбленному рецепту. Когда чары вампирки оказывались бессильны, та угощала мужчин собственноручно приготовленным винным напитком. Он сводил с ума любого, даже самого холодного человека, в десять раз сильнее, чем любой афродозиак.

«Что же, Симон, приходи… Я жду тебя», — снова улыбнулась Морис отражению в зеркале.

Симон задержался на добрую четверть часа, заставив Морис понервничать. Когда он, наконец, пришел, вид у парня был хмурый и уставший. Родани прежде не приходилось видеть у него таких пустых, лишенных света, глаз, глядя в которые, можно легко накинуть еще десяток лет.

«Как он болезненно воспринимает чужие поступки! Точнее, действия одной конкретной вампирки. Если бы ты так же волновался обо мне, Симон…»

Морис пригласила его к столу и, когда Симон неуверенно опустился на стул, девушка с самым решительным видом разлила напиток матушки по бокалам.

— Ты в последние дни мрачнее тучи, Симон, — осторожно заметила вампирка.

— Полагаю, я имею право злиться, не спрашивая ни у кого разрешения, — человек произнес эти слова с непривычной резкостью. Казалось, что он вот-вот «сорвется» и набросится на первого, попавшегося под руку.

«Симону нужно снять напряжение, но мне не хочется при этом пострадать. С другой стороны, я знаю один чудесный способ получить разрядку. Мы оба могли бы расслабиться…»

— Если честно, Симон, я не понимаю, почему ты переживаешь. Вместо того, чтобы злиться из-за измены Конни, ты должен радоваться, что, наконец, избавился от этой притворщицы! Кстати, я даже собрала небольшой стол, чтобы устроить проводы вашего горе-партнерства. Ты же, надеюсь, не забыл, что я предупреждала тебя насчет Эммы?

Словно в ответ на ее вопрос, в глазах Симона блеснули знакомые синие искорки. Чары доверия продолжали действовать. И, все же, вопреки этому, Спенсер неуверенно произнес:

— Но, возможно, я поторопился с выводами? Может, ее поступок — влияние магического существа? Эмма зависит от меня и первой пострадает при разрыве…

— Неужели ты все простишь?! Если судьба наделила её особым геном, сделав тебя её партнером, ты смиришься с любым поведением Эммы? Ты считаешь правильным, приносить себя в жертву, когда она делает все, что хочет?!

Симон не ответил, но явно не собирался соглашаться с её словами. Свидание грозило перейти в ту самую, опасную дискуссию, которую Морис совершенно не планировала.

— Все дело в том… Мне кажется, я влюбился. — Симон старался смотреть не на Морис, а на сладости на столе.

Вампирка мысленно взвыла: «Тоже мне, новость! Темная кровь, да, наверное, вся школа знает об этом!»

Пытаясь скрыть клокочущую внутри злость, Морис поднялась со стула и стала по-кошачьи мягко передвигаться по комнате.

— И, что, теперь? Разочаровался? — вампирка окинула парня, углубившегося в собственные мысли, проницательным взглядом, и вдруг усмехнулась. Её взгляд дольше положенного задержался на низко сидящих джинсах (решив прогулять учебу, Симон не стал одевать форму). — Знаешь, Симон, ты за собой совершенно не следишь! Даже не заметил, что запонка с правого рукава рубашки упала.

Парень вздрогнул, точно очнувшись от забытья, и посмотрел на пол. Чтобы поднять запонку, пришлось встать со стула и сделать пару шагов к двери. Но, прежде чем он успел наклониться, Морис подняла запонку, и, изящным жестом перехватив ладонь Симона, ласково произнесла:

— Ты мне позволишь? — не дожидаясь ответа, она погладила чужую ладонь, прежде чем прикрепить запонку обратно. Симон непонимающе уставился на неё.

Воспользовавшись замешательством Спенсера, Морис вдруг притянула его к себе, мягко коснувшись ладонью затылка, и лишь затем прошептала:

— А что, Симон, может, просто отплатишь Конни той же монетой?

Это мгновение, когда человек прикасался к ней, стоило целой жизни. По крайней мере, Морис казалось именно так. Не было никого желаннее, не было никого важнее Симона. Даже старые счеты с Конни ушли на второй план. Если бы Симон чувствовал то же самое! Но…

Хуже всего, что Родани вдруг поняла, что её решение поставить в отношениях с Симоном жирную «точку», снова заменяется «запятой». Оказалось, что, если ты действительно любишь, то чувствовать боль любимого просто невыносимо.

Чуть ли не впервые в жизни Морис думала не о себе, а о другом человеке. Такая опасная слабость…

— Морис, отпусти, а…? Я хочу пить, — на щеках Симона выступил слабый румянец. Он рассматривал вампирку своими малахитовыми глазами, так, словно увидел впервые, запоминая и оценивая.