Антон Орлов - Мир-ловушка

– Колдовство! – гневно крикнула жрица Омфариолы. – Запрещенное колдовство! Кто из вас это сделал?

– Я. – Нэрренират усмехнулась.

– Ты убила верного служителя доброй Омфариолы! – указав на нее пальцем, строго произнесла девушка. – Не спеши радоваться, наша светлая госпожа воскресит его в новом теле для нового самоотверженного служения! Твоя вторая вина много хуже – ты колдуешь, а великая Омфариола запретила людям творить всякое колдовство! Люди должны научиться сознавать свою малость и свое ничтожество!

– Слыхали? – Нэрренират оглянулась. – Видно, у Омфариолы проблемы… Те из нас, кто по-настоящему в силе, не стремятся ограничивать способности теряющих память. Раз Омфариола до этого докатилась, у нее должна быть на то причина!

– Всякая магия для людей греховна и недозволена, – убежденно заявила девушка в белом. – Ты будешь наказана, ведьма. Возьмите ее!

К Нэрренират двинулись два стражника. Богиня схватила первого за шиворот и отбросила в сторону. Пролетев с дюжину ярдов, тот рухнул на кучу битого ракушечника. В толпе пленников раздались злорадные возгласы.

Второй вытащил меч из ножен на боку. Не пытаясь увернуться, Нэрренират подставила под клинок согнутую в локте руку… нет, уже не руку, а покрытую стальной чешуей когтистую лапу. Клинок отскочил, не причинив ей вреда. Стражник, кряжистый смуглый парень с косматой челкой, вновь замахнулся (он был фанатично предан Омфариоле, но быстро соображать не умел). Богиня перехватила и сжала лезвие, воцарившуюся на площади тишину разорвал противный скрежет сминаемого металла. Изуродованный меч упал на булыжник, лапа одним ударом разодрала горло служителя Омфариолы. И снова превратилась в изящную женскую руку с серебряными ногтями, вполне человеческую.

Нэрренират повернулась к другим стражникам и жрице в белом. Те только сейчас начали понимать, что происходит нечто неподконтрольное им, непредусмотренное. Но это запоздалое понимание не могло их спасти. Чудовищная сила швырнула всех четверых на стену ближайшего дома, расплющив тела всмятку. В этот раз богиня даже пальцем не шевельнула.

– Это Нэрренират! – пытаясь остановить тыльной стороной ладони текущую из носа кровь, крикнула Эвса. – Нэрренират к нам вернулась!

– Я вернулась, – подтвердила богиня.

Зазвенели распадающиеся цепи, на несколько секунд людей окутал мерцающий лиловый туман – а когда он рассеялся, на их телах не осталось ни ран, ни следов от каленого железа. Собранные здесь мужчины и женщины выглядели сильно истощенными, их одежда истрепалась до состояния лохмотьев, но все они радостно улыбались и с энтузиазмом приветствовали свою богиню.

– До Омфариолы, наверно, уже дошло, что ты в Панадаре, – подойдя к Нэрренират, тихо заметил Шертон.

– Пока нет. Я заэкранировала этот кусок пространства.

В той стороне, где вставала над крышами белая гора Верхнего Города, в небе сверкнула вспышка – и возникло лицо Омфариолы.

– Люди, чаша моего терпения до краев переполнилась зловонной желчью ваших грехов! – звонко провозгласила «светлая» богиня. – Трепещите же, ибо гневом прорастает моя великая скорбь! Грядет час возмездия!

Шертон решил, что экранировка Нэрренират, видно, не так надежна, как она хвастает, но потом понял: все в порядке. Омфариола до сих пор не ведает, что на узурпированную территорию проник неприятель. Ее речь обращена к смертному населению Панадара.

– Люди, предаваясь грехам, вы все вокруг себя загадили – и землю, и небо, – а потому реку я вам в своем неизреченном милосердии: быть моему праведному гневу, быть вашему концу, быть вихрям огня и боли, которые выжгут скверну из ваших ничтожных душонок! Только во мне жизнь, только во мне свет! Вне меня не ищите ни жизни, ни света! Я реку, люди Панадара: в своей бесконечной любви к вам, ничтожным и недостойным, неумным и неприлежным, сотрясу я без снисхождения эту землю, вашу мерзостную обитель!

– Каков стиль! – ухмыльнулась Нэрренират. – Вот за это ее и прозвали Чокнутой.

– Люди, я добра, милосердна и непостижима для ваших жалких умишек! Обрушу я на ваши жилища огненный дождь, раздавлю своей пятой ваши города, истреблю вас, как пожирающих тучную пашню зловредных насекомых! Не следовали вы моим заветам, а иные из вас предавались самому тяжкому из грехов – подвергали сомнению истинность моих поучений! И за то я вас покараю! Истек ваш последний час! Восславьте же мое милосердие, люди!

Пока Омфариола говорила, цвет неба менялся, сиреневое постепенно перетекало в багровое. Солнце померкло, стало пепельно-бледным. Кое-где в небе заплясали призрачные язычки пламени.

– Она уже начинает! – схватив Шертона за руку, шепнула Роми.

Шертон повернулся к Нэрренират:

– Теперь только ты можешь ее остановить.

– Могу. – Лиловые глаза, вроде бы человеческие, но с вертикальными зрачками, слегка прищурились. – А ведь ты знал об этом? Из-за этого ты и вернулся за мной в Суаму?

Он промолчал.

– Наступил конец света, люди Панадара! – купаясь в золотом сиянии посреди страшного, пустого, умирающего неба, счастливо объявила Омфариола. – Ради своего очищения умрете вы в адских муках, молитесь же мне, пока можете!

– Омфариола, ты зарвалась! – Более низкий, в диапазоне контральто, голос Нэрренират прозвучал столь же громко, и его тоже услыхали все. – Хочешь в своем неизреченном милосердии всех тут покалечить и опутать заклятьями? Лучше я тебе, Чокнутая, сейчас персональный конец света устрою!

В повисшее над крышами громадное лицо врезался сгусток пламени, оно исчезло в ослепительной вспышке. Небо снова стало сиреневым, солнце – ярким.

Нэрренират обернулась к своим людям:

– Те из вас, кто владеет магией, поставьте ментальный щит. Бирвот, присоединяйся к ним.

Она больше не была похожа на человека – лилово светящаяся, сотканная из одной лишь энергии фигура неопределенных очертаний. Над площадью пронесся порыв горячего ветра. С хрустом лопались оконные стекла, кустарник пригибался к земле. Жители окрестных домов, вышедшие на улицу, когда Омфариола начала говорить, прижимались к стенам, хватались за колонны.

На крыше одной из построек тощий рыжий зильд цеплялся за лепной карниз. Померещилось Шертону – или Нэрренират, перед тем как исчезнуть, покосилась в его сторону и чуть слышно пробормотала: «Потом поймаю…»?

Новый шквал. Мимо протащило сорванную с петель дверь, скребущую о булыжник.

– Ложитесь! – крикнул Шертон, увлекая за собой Роми.

Небо то вспыхивало от горизонта до горизонта лиловым огнем, то выцветало. Вздрагивала земля. Порой воздух становился невыносимо горячим и плотным, порой обжигающе холодным. Сама реальность начинала трещать по швам. Роми прижалась к Шертону, а он пытался прикрыть ее своим телом от камней и хлещущих пылевых вихрей и думал: если они сейчас погибнут, это будет всего лишь очередная смерть, без порабощающего заклятья Омфариолы. Плохо, но не страшно.