А Говард - Новая Королева

Я прижимаюсь к его груди, чтобы услышать, как бьется сердце. Закрыв глаза, я воскрешаю в памяти ту минуту, когда мы впервые официально познакомились – как будто я вижу это на экране.

Я сидела возле кровати и бодрствовала – а перед тем перебила все зеркала в доме, чтобы Морфей не смог пробраться в мою комнату. Я понимала, что подвела его. И что он будет в ярости. Но мне было все равно. Я думала только о том, что надо помочь спасенному юноше. Зная, что он ничего не будет помнить о себе, когда проснется, я придумала ему имя, пока он спал. Он напомнил мне картину, которую я когда-то видела в одной приемной семье. Они были религиозные люди, и над камином у них висел портрет апостола Фомы. Волосы у него были каштановые, лицо молодое, но мудрое, задумчивые темные глаза полны сострадания. Он покровительствовал людям, одолеваемым сомнениями, а я всегда сомневалась, что способна ужиться в мире смертных. Вот я и выбрала его своим личным святым.

Но, глядя на спавшего в моей комнате юношу-сновидца, которого я спасла и которому дала вторую жизнь, я поняла, что больше никогда не буду сомневаться в своем месте в мире.

Взволнованная и полная опасений, я видела, как на следующее утро открылись карие глаза. На стенах комнаты танцевал персиковый рассвет, за окном качались ветви. Я боялась, что мой гость испугается – быть может, впадет в панику или убежит. Но когда наши взгляды встретились, я впервые за много лет почувствовала себя в безопасности. Он потянулся ко мне, как будто мы были знакомы целую вечность. Он столько времени провел в полной изоляции – и я немедленно откликнулась. Я молча взяла его за руку, забралась под одеяло и устроилась рядом с ним. Без единого слова юноша провел кончиком пальца по моему лицу; моей кожи нежно коснулось его сладкое дыхание – остаточный эффект зелья забвения, которое дала ему Королева Слоновой Кости. Для меня это был запах надежды и новой жизни. Его палец остановился, обвел подбородок, а потом найденыш прижался к моим губам – ласково, но весьма уверенно для девятнадцатилетнего парня, который никогда не целовался. Это был мой первый взаимный поцелуй, единственный, который проник в самое сердце и воспламенил меня. Я напоминала себе факел, твердо стоящий на ветру.

Лежа в теплых объятиях друг друга, мы проспали еще несколько часов, пока солнце не поднялось высоко. Настало время ответить на вопросы, вне зависимости от количества неизбежной лжи.

Первые несколько месяцев Томас не мог говорить. Он понимал всё, что говорила я, но ему пришлось заново учиться произносить и читать слова. Как будто Вторая Сестра выкачала из него не только сны и воображение, но и способность к общению.

Хотя его это страшно раздражало, мне было проще: я объяснила, что амнезия и проблемы с речью стали результатом аварии.

Оглядываясь на всю ту неправду, которую я сказала Томасу в надежде сохранить его рассудок, я гадаю, каким образом могла сложиться наша жизнь, если бы я привела его сюда и посадила в поезд, чтобы он узнал правду.

Но прошлое нельзя переделать. Томас простил мне ложь. Он любит меня, невзирая ни на что.

– Хотела бы я спасти заодно с тобой и всех тех детей, – говорю я, стискивая руки. – И избавить Алиссу от страданий, которые она пережила.

– Перестань, любимая. Разве ты не понимаешь, что и так спасла много жизней? Наш выбор не играл никакой роли. Мы впутались в эту паутину, как только родились. А значит, в ней неизбежно оказалась бы и наша дочь. Она была предназначена для большего, чем мы оба.

– Я понимаю, но…

– Ты кое-что всё время забываешь, – ласково перебивает Томас. – Без того, что ты сделала, наша девочка вообще не родилась бы на свет. Потому что я бы превратился в пикси и вечно искал утраченную искорку вдохновения, не в силах понять, чего на самом деле лишился. Трудно представить более трагический исход. Согласна?

Во мне появляется какое-то новое чувство. Это негодование по поводу всех похищенных человеческих детей – и того единственного, которого я сумела спасти. Это – ярость, горячая и всеобъемлющая.

– Придя в Страну Чудес, – продолжает Томас, беря меня за руку и прижимая ее к сердцу, – ты подарила жизнь нашей дочери – и шанс на спасение другим детям. Иначе Вторая Сестра продолжала бы ловить их и истощать. Из-за того, что Морфей хитростью сделал Алиссу королевой, она влюбилась в него, и это, в свою очередь, дало эгоисту и одиночке возможность повзрослеть и совершить нечто достойное уважение… Благодаря этому Алисса теперь с нами. Джеб – мальчик, у которого не было детства – отказался от своей музы ради человеческих детей. Еще одно благородное самопожертвование. Все мы, люди и подземцы, стали лучше… из-за того, что тебе хватило отваги пуститься на поиски лучшей жизни для себя самой. Благодаря выбору, который сделала одинокая тринадцатилетняя девочка, а потом – справедливая и любящая шестнадцатилетняя принцесса, множество жизней были спасены и улучшены. Освободив отца Алиссы, ты позволила ей появиться на свет.

Я подавляю рыдание.

– А ты вырастил ее. Она такая сильная благодаря тебе.

Я беру Томаса за руку, сжимаю его пальцы в кулак и целую костяшки.

– Спасибо, что никогда не подводил нас. Ты – наш герой.

– Ты – моя героиня, Элисон. Буквально.

Он отводит с моего лица прядь волос, выбившуюся из-под заколки.

– Многие ли мужчины могут сказать это про женщин, которых любят? А?

Я перестаю бороться со слезами. Они тихонько льются по моему лицу. Но плачу я не так, как раньше. Эти слезы – чистые, целительные и счастливые. Блаженные. Вопреки тьме, с которой мы все столкнулись, я обрела семью и почтила смерть матери, дав другим людям возможность жить. Как и сказал некогда Морфей… он позволил мне примириться с ее гибелью. А благодаря Томасу я теперь могу примириться с собственной жизнью. Всё так, как и должно быть. Наконец-то.

Я знала, что мрачные мысли будут возвращаться. Но у меня есть свет, способный рассеять тьму, как маяк.

– Больше не буду оглядываться назад, – говорю я мужу, и в моем голосе звучит необычайная сила.

– Хватит с нас поездок на поезде, – отвечает он и гладит мой подбородок костяшками пальцев. – Только вперед, отныне и вовеки. Наслаждаясь каждой минутой, которую мы проводим вместе в этом мире. Ты со мной?

– До самого конца.

Томас осушает мои слезы.

– С годовщиной, медвежонок.

Он сажает меня к себе на колени и целует – так, что я едва перевожу дух и заливаюсь румянцем, как новобрачная. Поправляя на мне платье, Томас шепчет на ухо:

– Я страшно проголодался. Как насчет спагетти?

Я смеюсь:

– Ты читаешь мои мысли.

Мы выходим из поезда и идем к зеркалу. Томас держит меня за руку. Мальчик в паутине, мужчина моих снов. Всегда и навеки – мой якорь.