Елена Ахметова - Хелльская нелюдь [СИ]

В многоярусных запутанных лабиринтах, перекрещивающихся лестницах, бездонных провалах, темных залах и склепах подземной части города было крайне сложно найти безопасное место. Возможно, когда-то такое и существовало, но сейчас ловушки, ничуть не пострадавшие от всеразрушающего бега времени, дополнились еще и рассыпающимся под ногами полом и камнями, периодически падающими с потолка. Кроме того, ходили слухи, что во тьме завелись какие-то неведомые твари, очень ответственно подходящие к вопросу защиты своих логов.

Ловушки время действительно не задело. Зато оно отыгралось на всем остальном.

Людьми использовались только четыре верхних яруса: сливы городской канализации, кузницы, кожемятни и сомнительные заведения дельцов, мечтающих радикально сэкономить на аренде помещений, все-таки нужно было куда-то девать. А теперь к списку таких вот отбросов добавилась еще и тюрьма размером в одну-единственную, зато крайне надежно охраняемую камеру, стены и решетки которой просто лучились магическими барьерами.

Убить мне его не позволили.

Но исключительно потому, что приговор должен выносить Владыка. И сам его исполнять — на палачей проклятый город тратиться не пожелал.

— Не надо пытаться испепелить меня взглядом, — спокойно попросил заключенный, по-турецки сидящий в центре камеры, положив расслабленные руки на колени. — Боюсь, что именно у тебя может и получиться, Тиль.

Принцесса, отчаянно цепляющаяся за мой рукав — в попытке остановить мои нервные метания туда-сюда вдоль решетки, — молча покачала головой и опустила глаза. Особого осуждения в этом жесте я не заметил — скорее тоскливую обреченность, но никак не укор.

— Какого демона тебе это понадобилось? — не выдержал я, рывком освобождая руку. — На кой черт тебе сдалось становиться этой дрянью?! — Впереди маячила обещанная после «Драконьего топлива» слабость, никакой способности чувствовать ложь я упорно не ощущал, но вот целеустремленность постепенно сходила на нет, и я чувствовал себя серенькой пустышкой, подставившей ради собственной выгоды лучшего друга.

Бывшего.

— Все просто, — мрачно буркнула Шаэтиль, разминая кисть руки. — Рау хотел править. Вопреки проклятию.

— Все равно я смог бы его преодолеть! — неожиданно рявкнул принц, вскинув голову. — Смог бы! Ведь Лайсс пытался сплести именно это заклинание, я знаю! Если бы вы только дали мне время!.. — в его голосе слышалась такая надежда и такая страсть, что я невольно позавидовал — у него, заключенного, беспомощного, того, кого утром приговорит к смерти собственный отец — у него по-прежнему была кристально ясная цель…

— И скольких бы ты убил?! — оборвала его сестра. — И скольких — если бы тебе удалось своего добиться? Отец же говорил, весь наш режим держится именно на проклятии, а если оно не сбудется — отдача полгорода разнесет в пыль!

— А ты какого демона не сказала мне сразу, что знаешь о твари? — я еле сдерживался, чтобы не сгрести ее за шкирку и не встряхнуть хорошенько пару раз, как нашкодившего котенка.

Шаэтиль подняла на меня бесцветно-вьюжный взгляд и невесело улыбнулась, сделав неопределенный жест руками:

— Он мой брат, — только и сказала принцесса.

— А еще, — вдруг встрял вмиг утративший все свое обреченное спокойствие Раугиль, — Эйлэнну терпеть не могут! И если бы моя семья осмелилась сама что-нибудь сделать со мной — очередной бесплодной революции было бы не избежать! Династия вернулась бы, рано или поздно, — с тем же отвращением и ненавистью к собственному народу, к своей родной планете! Ты хоть понимаешь, каково это? А я мог бы все исправить… — неожиданно тихо закончил он.

— Мог бы, — с отвращением подтвердил я. — Хоть и подсев на сок дерева покинутых. Но зачем нужно было это светопреставление с «нелюдью»? Ты же… брата убил, — вспомнил я и сразу прокашлялся, проклиная сам себя за предательски севший голос.

Демон побери, я его лучшим другом считал!

— Я жить хотел, — буркнул Рау, нахохлившись.

— До сих пор проклятие само находило способы, чтобы сбываться, — пояснила Шаэтиль, снова вцепившись в мой рукав — испуганно и нервно. — Пару раз людей, принадлежащих к династии, просто находили мертвыми без видимых причин. А потом выяснялось, что они тоже тянули лапки к власти…

— Дурь, — резюмировал я. — Ты думал, что так сможешь защитить себя, пока не найдешь выход? И казус с Серым Соколом — тоже твоих рук дело?

Раугиль отрицательно помотал головой:

— Нет. Лайсс просто был чокнутым. Надеялся справиться со всем сам. А Хигиль пытался меня остановить, — еле прошептал он. — Но я тогда почти не понимал, что делаю… ранил его, думал, оправится и одумается. Но Хиг так и не вернулся…

— Лжешь, — неожиданно сам для себя заявил я.

Рау сощурился, пристально глядя на меня — и его глаза поменяли цвет — на серо-зеленый, неприметный, мышастый.

— Да ты же сам под «Драконьим топливом», — хмыкнул он. — И чем ты лучше меня?

Под ногами закручивалась замысловатой спиралью многоцветная вьюга — с определенного угла она казалось такой же серовато-белой, как и стены очередного гигантского зала и небо за большим незанавешенным окном, и даже улучшенное по образцу «нелюди» зрение никак не могло различить — иллюзия это или огромная мозаика. В тех местах, где в вихрь упирались каменные колонны, стихия бурлила, как обезумевшая от горя женщина, пытаясь убрать с пути досадные препятствия; к пьедесталам статуй она подбиралась осторожно, будто понимая, что такие махины с места не сдвинуть. Скульптуры, по всей видимости, изображали Владык: мужчины и женщины, чье оружие казалось их естественным продолжением, спокойно стояли или сидели на своих постаментах. Все они настороженно глядели куда-то под теряющийся в темноте свод, где порой едва заметно колыхались тени, и занявший свободный пьедестал Его Величество, что смотрел туда же серовато-белыми глазами, казался таким же неживым творением мастера, как и его вытесанные из камня предки.

Люди, заполнившие зал, слушали изъявителя воли своего Владыки с вежливым спокойствием, плавно переходящим в безразличие, а король сидел, плотно сжав обескровленные от напряжения губы, старательно отводя взгляд от своего закованного сына, смиренно опустившего голову.

— …за преступления против Богов, людей и государства, в кои входят восемь убийств (список жертв прилагается), незаконная разработка контрпроклятия, приведшая к преступному потреблению энергии…

Раугиль сидел на жесткой скамье, сияя от опутавших его магических оков, молчал, не поднимая взгляда, — такого же безразлично-синего, как и у чиновника, зачитывающего его приговор. И что-то — то ли неожиданно проснувшееся чутье, то ли мягко подкрадывающаяся усталость — подсказывало мне, что ни один из присутствующих особо его не осуждает и ни на минуту не сомневался бы, что делать, выпади ему такая же возможность, как и Раугилю.