Владимир Белобородов - Лигранд

Слова, брошенные в запале, вернуть уже нельзя, но от боя еще можно отказаться. Однако все окружающие затихли, прислушиваясь к нам, и пойти на попятную – значит струсить, к тому же меня разбирала злоба на бесчестность всего происходящего – с детства ненавижу такого рода обманы. Да и просто ощущал, как мое тело втягивает в себя магические силы, готовясь к чему-то. Тело требовало действия, а разум туманила злость.

– Да!

Хитромордый тут же исчез.

Ротимура с ристалища почти несли. Я, стараясь выглядеть равнодушно, наблюдал, как Луинтук разговаривает с тысячником, потом как бежит к Ганоту и что-то объясняет ему, кивая в мою сторону. Ганот начал искать меня глазами. Я сделал шаг вперед. Как растянулась его улыбка, видно было даже под шлемом. Он кивнул хитромордому.

– Лиграндзон, как насчет ставки? – проявился словно из воздуха Луинтук.

– Империал.

– Э-э-э… согласен.

Магия. Магия разливалась по телу, пока я шел в центр этого круга. Я был не прав, когда полагал, что не изменился магически – еще как изменился. Я стал сильнее, значительно сильнее, но, несмотря на это, я уже не был так уверен в себе и даже пожалел о своем безумном решении вступить на ристалище. Ровно и несколько театрально я приближался к противнику.

Удар Ганота на подходе. Нырок под его меч – и со всей силы, двумя руками… Ганот ушел. Еще одна яростная атака, итогом которой был удар противника по моему предплечью. Безразлично. Магия тут же глушит боль. Ни доли секунды не давать противнику на раздумья. Атака за атакой. В какой-то момент я стал осознавать, что наши силы примерно равны и это дает шанс Ганоту уделать меня так же, как Ротимура. Эта мысль так разозлила… Уход с траектории удара противника с одновременной попыткой увести его клинок в сторону. Ганот разрывает дистанцию, поняв, что сейчас будет атака. Нападаю, одновременно нелепо раскрываясь, как учил отец. Противник резко пытается сблизиться, чтобы нанести удар, но я уже готов и тут же срываюсь ему навстречу и рывком вправо, чтобы оказаться за его левым плечом. Два удара сердца требуется Ганоту, чтобы выровняться и, развернувшись, встать в защиту. Два удара. А мне нужен один, чтобы со всего маху нанести рубящий по его голове.

Удар пришелся по шее. Я стоял над телом поверженного врага, и постепенно накатывало понимание, что я убил человека. Вот так просто взял и убил. Какой-то нелепой палкой – сломал шею. То, что она сломана, даже без рентгена было видно.

– Лигранд, вы… – Дракон пытался что-то сказать, но не мог найти для этого слов. – Я не знаю всей степени вражды между вами, но не находите, что смерть – несколько чрезмерный ее итог?

– Вы же видели: это несчастный случай. – Злоба уже схлынула, и наступило время ответа за убийство.

Я был в роли подсудимого на совете тысячи, то есть стоял в шатре, по кругу которого сидели сотники, и очень не хотел расплаты за содеянное. На удивление, в голову лезли какие-то глупости типа просмотренных когда-то новостей, где преступник несет явную ересь, чтобы только выгородить себя. Как я сейчас понимал этих людей…

– Это понятно. Надеюсь, вы, лигранд, осознаете, что сотником в ближайшие год-два не станете?

То есть?.. Наказание будет в том, что я не смогу занять некие должности? Да еще и всего лишь с ограничением по времени?..

– Надо бы палок… – высказался один из сотников.

– За что? За то, что в тренировке погиб воин? И как потом будете объяснять своим воинам, что на тренировках надо биться в полную силу? – парировал Сиим.

– Но воин, убивший сотника… – попытался трепыхаться дальше открывший рот сотник.

– Не воин, а десятник. И не убивший, а выстоявший против сотника, – резко ответил тысячник.

Дракон в адвокатах – это сильно. Меня, к моему облегчению, разве что не наградили. Когда сотники покинули шатер, дракон достал бутылку и налил в две глиняные стопки настойку.

– Интересно, где ты взял зелье ускорения? – протянув мне одну из стопок, тысячник, сузив глаза, изучал меня взглядом.

Вопрос застал меня врасплох. Я лихорадочно пытался найти правильный ответ. Сказать, что бился без зелья, – он не поверит, так как наверняка со стороны видел, что я был значительно быстрее обычного человека. Сказать же, что выпил зелье – сознаться в нечистоте боя.

– Не хочешь – не говори, – по-своему истолковал мое молчание дракон. – Надеюсь, деньги у вас есть? – неожиданно сменил он тему разговора.

– Конечно… – несколько обескураженно ответил я, не совсем понимая: речь об откупе или о ставке?

Дракон ожидающе смотрел на меня.

«Вот же! Жизнь человека стоит всего империал, – обдумывал я произошедшее, пока шел к шатру десятка. – То есть вот так просто: убил, и всё?»

А шатер уже стоял. Мой шатер.

– А где Ильнас? – спросил я первым делом у своего десятка, вернее, у Шрама.

– Он в верховом десятке, – ответил тот.

– Где это?

– Я провожу.

Переживания о морально-этической стороне убийства сменились мыслями о состоянии друга. Отдельного шатра для больных и раненых, оказывается, не было, и Ротимур находился хотя и в несколько более широком, в отличие от шатра моего десятка, но тем не менее тоже общем шатре. Около него хлопотал алтырь. То, что это человек магического сословия, я почувствовал еще на подходе, так как он в этот момент пытался лечить моего друга. Ну а то, что он не может быть магом, я решил логическими потугами. Ротимур был плох, но в сознании. Ильнас сидел на одном из соломенных матрасов. Вообще шатер заполнен людьми. Наверное, весь его десяток.

– Эль… – прошептал Ротимур, – спасибо за Ганота…

– Не разговаривай… Как он? – спросил я алтыря.

– Бывало и хуже. Жить будет. Рука вот только сломана. Палку от руки отвязывать нельзя, а то неправильно срастется.

На предплечье Ротимура красовалось некое подобие шины.

– Переносить можно?

– Да.

– Поможете ко мне в шатер перенести? – попросил я воинов, наблюдавших со своих мест за лечением.

– Можем, почему нет, – ответил один из них.

Ротимура пытались перенести не мудрствуя – на его матрасе. Я воспротивился – видел, как ему досталось пару раз по спине. Хотя он бился в броне, удары принял ужасающие. Я заставил соорудить носилки из пары жердей и десятка мечных ножен, положенных поперек.

– Вы искусны в лекарстве? – заинтересовался алтырь, наблюдая, как я требую от воинов аккуратности при перекладывании Ротимура.

– Нет. Часто на дуэлях дрался, – ответил я.

А Ротимур действительно плох. Перелома позвоночника, возможно, нет, но в паре мест линии силы прямо пылали светом, сигнализируя о повреждениях. А вот насколько серьезных. Я для начала, после ухода местного эскулапа, достав кинжал, ткнул в палец Ротимуру. Просто больше не знал, как определить травму позвоночника. Реакция имелась. А вот на ногах, после того как мы с Ильнасом стянули сапоги – нет. Ротимур не чувствовал ног.