Марк Лоуренс - Ключ Лжеца

За моей спиной раздался яростный звук – арка внезапно запульсировала светом, словно яркая рана в темноте. Из образовавшегося вихря кружащейся черноты с проблесками сияющего света появился златокрылый Баракель с серебряным мечом в руке, который был настолько ярким, что на него было больно смотреть – и двинулся на Аслауг. В то же время земля вокруг нас закипела и из неё стали подниматься кости, словно кусочки мяса в котелке супа над огнём. Всё больше и больше костей и черепов тут и там. Торфяная почва изрыгала кости рук, кости ног, части находили друг друга, соединялись, сцепляясь со старыми хрящами и грязными сухожилиями, которые ещё не успели сгнить.

– Это место смерти! – завопила Кара с другой стороны арки. – Некромант… – Она замолчала, чтобы приложить ножом руку скелета, схватившую её за ногу, и ещё больше хардассцев быстро подбежало к ней.

Мертвецы, лежавшие позади Снорри, тоже стали подниматься. Костяные руки начали цепляться в ноги Баракеля и даже потянулись к Аслауг. Воплощения света и тьмы, вместо того, чтобы броситься друг на друга, как только что делали мы со Снорри, вынуждены были разбираться с порождениями некромантии, тянущими к ним свои руки.

– Беги! – Крикнула Кара, и, освободившись от хватавших её костей, нырнула головой вперёд в арку.

На миг я заколебался. Это выглядело очень похоже на более широкую версию трещины, которая преследовала меня в Вермильоне. Арка, кипящая воюющими светом и тьмой – я видел, как такая смесь разрывает людей на окровавленные куски и разбрасывает во все стороны. Кто знает, может маленькие кусочки Кары сейчас украшают траву с другой стороны арки.

– Нет! – прошипела Аслауг, и из её тела выросли новые конечности, чтобы пригвоздить к земле норсийцев, прежде чем они потянутся ко мне. Длинные, тонкие, волосатые конечности. – Останься! – Пока арка была тёмной, Аслауг настаивала, чтобы я прошёл, а теперь хочет, чтобы я остался?

Это убедило меня. Я помчался к вихрю тьмы и света.

– Стой! – В визге Аслауг слышалась смесь ярости и боли. – Вёльва солгала тебе, она…

И я прыгнул. Тяжесть на моей ноге сообщила мне, что мальчишка тоже отправился со мной. Все звуки за моей спиной мгновенно оборвались, и я начал падать.

Лучшее, что я могу сказать о случившемся потом – что больно было, пожалуй, немногим меньше, чем от удара топором.

Я падаю. Я прошёл через арку, и теперь падаю, пробивая в бесконечной ночи дыру в форме меня, пока она наконец не заканчивается. Падаю через ослепительную белизну, которая не добрее тьмы, через острые тернии, через такую свирепую боль, что она крадёт время, и наконец попадаю в сон. В прохладную, окутывающую ткань сновидения, серую, как облака…

Я падаю через нижнюю кромку облаков, в ужасе забывая, что это сон, и наконец обрушиваюсь посреди семибашенного замка Амерот, в котором мою бабушку осаждает пятидесятитысячная армия. Армия, которой, словно клинком, управляет военачальник Кёрвиц. Его называют Словенским Мучителем, железным кулаком царя Келджона, который обитает в степях, но предпочёл бы сидеть в Вьене и быть императором по праву войны.

Мы снова стоим над внешними стенами, на широкой верхушке одной из семи башен. Даже на такой высоте нас окутывает дым, закрывающий небо, настолько густой, что, не свались я с небесного свода через эти клубы, и не знал бы, началось ли уже утро.

Бабушка снова здесь. Алиса Кендет, принцесса Красной Марки, которой нет и двадцати, с палашом в руке, в помятых доспехах со стёртой позолотой и отколотой эмалью в тех местах, где удары помяли кирасу. В её глазах тот же стальной взгляд, какой был, когда она пустила стрелу в сердце своей сестры. Она выше меня, а Улламер Контаф в своей демонически-чёрной туркменской броне возвышается и над ней. От его переносицы до уголка рта идёт багровая рана.

Вершину башни усеивают осколки камней и куски зубцов стен. На стенах стоят солдаты, уже не так густо, как в прошлый раз. Мертвецы сложены возле лестницы в башню. Две кучи мертвецов: в одной люди в алой форме Марки, в другой более разнообразные. Там лежат люди Словена, вместе с воинами Майара. Вон там рыцарь Зюйд-Рейха, а на нём растянулись два воина Загра с синими татуировками оберегов на лицах, которые так нравятся этим людям. Был приступ, недавно отбитый. Я подумал, сколько ещё переломанных врагов лежат в кучах у основания башни, среди обломков лестниц и верёвок…

– Надо отходить за вторую стену. – Рана Контафа раскрывается, когда он говорит. Через окровавленную щёку я вижу его зубы.

– Нет, – говорит Алиса.

– Принцесса, мы слишком сильно растянулись. – В его голосе нет жара, только беспокойство. – Этот замок должно защищать больше человек.

– Мне не интересно удержать этот замок. Я собираюсь уничтожить Кёрвица и дать знать царю, что на этот раз он свои силы переоценил.

– Принцесса! – Теперь раздражение. – Среди наших возможностей атаки никогда не было. Это…

– Это единственная возможность. – Она направляется в сторону лестницы. Зовёт Контафа через плечо. – Соберите пять сотен лучших из лучших к цитадели. Выбирайте по мастерству, а не по крови. Мне нужны воины. Новых аристократов отец может наделать куда легче, чем новых воинов.

– Цитадель, ваше высочество? – Раздражение сменяется замешательством. – Мы можем удерживать вторую стену. По крайней мере, несколько недель. Цитадель должна стать нашей последней…

Алиса Кендет поворачивается на верхней ступеньке и смотрит на него.

– Мы не можем позволить им занять внешние башни. Приведите мне пять сотен и прикажите удерживать башни. Если это значит сдать стены между ними – так тому и быть.

Контаф бледнеет, словно его полоснуло лезвие ужасной мысли, которое сильнее клинка обезобразило лицо.

Я следую за бабушкой по лестнице, вьющейся в центре башни – это широкое строение со множеством этажей. Вниз, мимо комнат, казарм, арсеналов. И ещё ниже, через второй слой, уже из литого камня – это древняя башня размером поменьше, скрытая в толще более нового сооружения. Спиральная лестница расширяется в зигзагообразный пролёт, изгибающийся на литых опорах. Она кажется иллюзорной, и даже призраком я боюсь на неё вставать. Каждая ступенька всего лишь пластина – сквозь них всё видно, сквозь лестницу до пролёта под ней… но всё равно, она простояла тут тысячу лет, если не больше, и не обвалится сейчас под тяжестью моего воображения. Мы спускаемся в башню Зодчих, мимо железных дверей, мимо деревянных дверей, окованных сталью, мимо троицы дворцовых стражников Красной Марки и приходим в комнату – это идеальный куб, в котором стоит машина. Она больше королевского экипажа, сделана из серебристой стали, испускает тусклый свет и дрожит от слабой, но несомненной вибрации, словно где-то глубоко внутри дышит какой-то огромный спящий зверь.