Марк Лоуренс - Ключ Лжеца

Отец уехал в Рим, Дарин свалил в свою деревню с моей милой Мишей, а Мартус, получив мои посмертные игральные долги, вышел на тропу войны, так что у меня сейчас не оставалось семьи, которую можно было бы потчевать сагой о моём нежданном изгнании.

Я решил сидеть в доме и не высовываться, надеясь, что Мартус заплатит Мэресу мои долги, прежде чем узнает, что я не мёртв. Вернувшись в свои комнаты, я вызвал пару горничных потереть мне спинку и прочее, пока принимаю ванну, в которой так давно нуждался. Вода вскоре почернела, так что пришлось отправить Мэри подогреть ещё, пока Джейн помогала выбрать мне придворный наряд. В общем, возвращение на родину пока выглядело не очень-то утешительно, и даже горничные радовались не так сильно, как им следовало. Я немножко прижал Джейн, и она так оскорбилась, будто была принцессой! Из-за этого я вспомнил последнюю встреченную мной принцессу, потрясающую Катерину ап Скоррон, обладательницу весьма соблазнительного зада и жестокого левого колена. Воспоминание о том, как она применила то самое колено, убило всё настроение, и я отправил Джейн к её обязанностям, сказав, что оденусь и сам.

Казалось, всё не так, словно дворец был чужими ботинками, которые я надел по ошибке. Я пошёл в Стеклянную Палату – комнату, в которой какой-то предыдущий кардинал собрал коллекцию стеклянных изделий в высоких шкафах из затонувших городов Венеции и Атлантиды. Этой комнаты я избегал многие годы, после инцидента с боями на яйцах, из которого Мартус и Дарин как-то вышли безнаказанными и сговорились свалить всю вину на меня. Ну а теперь я ходил среди старых шкафов, и их забытое содержимое блестело всеми цветами от красного до фиолетового – меня вело какое-то старое воспоминание и вкус крови.

Пригнувшись в углу, я оттянул кусок незакреплённого плинтуса, и там, в маленькой ямке в штукатурке блестел покрытый рунами конус из орихалка, который выпал из руки матери, когда её убил Эдрис Дин. Когда меня выпустили из под опеки врача, только получив, наконец, возможность остаться одному, я отправился в Звёздную комнату, достал конус из-под дивана, куда его запнули, и спрятал его здесь. Меня никогда не беспокоила мысль, что Гариус захочет его вернуть, а он никогда не спрашивал. Возможно из-за того, что, спроси он, ему пришлось бы обвинить меня или мою мать в воровстве. Я спрятал орихалк и вытеснил воспоминание из памяти: и конус, и тайник, и всю эту ужасную историю. Пока магия крови Кары не пробудила эти воспоминания.

– Моё. – Я схватил конус, в моей руке он оказался таким холодным. Через ладонь запульсировал свет, плоть стала розовой, а кости пальцев казались чёрными прутьями. Я завернул его в платок и убрал глубоко в карман.

Потом встал, но остался на месте, невидяще уставившись в угол. Я говорю, "магия Кары", поскольку это её заклинание оживило старые воспоминания, её действия потревожили их покой, заставив вновь и вновь проигрываться в моей голове, подобно какому-то чудовищному спектаклю теней… но начал это ключ. Именно ключ Локи отомкнул всё это – вопреки совету я им воспользовался и открыл дверь в прошлое, которую теперь не мог закрыть. И тогда я подумал, как тяжело, наверное, закрыть дверь, которую собирался открыть Снорри.

Я вернул плинтус на место и следующий час ходил по коридорам Римского Зала. Той ночью сон долго не шёл ко мне.

Мне нужно было поговорить с кем-нибудь, кто понял бы, что со мной случилось. Я хотел было сходить к Гариусу, но казалось глупым ждать совета от человека, который шестьдесят лет не покидал своей комнаты и никогда не бывал за стенами дворца. И к тому же властью обладали его сестры. Полдня поразмыслив, я решил предстать перед немолчаливой. Перед выходом я прицепил церемониальную шпагу. Стражник при входе её заберёт, на бабушка отметит ножны, и ей понравится, что её отпрыск ходит вооружённым.

Дорога до Внутреннего дворца была настолько долгой, что мой запас отваги почти иссяк, и я почти решил повернуть обратно. Будь она длиннее ещё на сотню ярдов, я бы так и сделал, но сейчас обнаружил, что уже поднимаюсь по лестнице к величественным дверям.

На верхних ступенях по бокам стояли десять личных охранников королевы, страдавших от жары в полудоспехах. Надо мной перед дверью возвышался рыцарь, и казался ещё выше из-за высокого шлема с алым плюмажем.

– Принц Ялан. – Он едва заметно склонил голову.

Готовый вспылить, я подождал слов "но вы же мертвы", и обнаружил, что разочарован, когда их не последовало.

– Я желаю встретиться со своей бабушкой. – По воскресеньям после церковной службы она всегда устраивала полуденное совещание двора. Я сходил на римскую мессу в надежде встретить её там, но она, должно быть, посетила личную часовню, или просто пропустила всю эту нудятину, как обычно поступал и я. Мессу в Зале проводил епископ Джеймс, который вознёс благодарности за возвращение заблудшей овцы в стадо. Я бы предпочёл возвращение "льва-завоевателя в прайд", но по крайней мере о моём возвращении было официально объявлено, и это значило, что Мэрес не сможет убить меня по-тихому.

– Мой принц, идёт заседание двора. – Рыцарь толкнул дверь и отступил в сторону, давая мне пройти.

Двор Красной Королевы не похож на дворы в других странах. Король Роны Йоллар держит пышный двор, где собираются сотни аристократов, которые задирают носы, бранятся и демонстрируют новинки моды. В нашем протекторате Адора герцог принимает в своих залах философов и музыкантов, а лорды и леди со всего королевства приезжают их послушать. Граф Кантанлоны знаменит расточительными придворными пирушками, которые длятся больше недели и осушают запасы вина в городах вокруг столицы. Бабушкин двор куда суровей. Это практичное собрание, на которое дураков допускают лишь ненадолго. И здесь редко увидишь блеск нового платья – для них просто нет публики.

– Принц Ялан Кендет. – Объявил о моём приходе камергер Мантал Дрюс, одетый в тот же мрачный серый костюм, в котором я его видел в день, когда покинул город.

Около дюжины присутствующих повернулись в мою сторону. Куда больше королевских стражников в кольчугах, начищенных до блеска, стояло по краям зала. Эти на меня даже не взглянули. На лицах, направленных в мою сторону, не отразилось никакого удивления. Никто даже не шептал, прикрывшись веером – новости во дворце расходятся быстро. За ночь вести разошлись через стражников и слуг, а утром подтвердились через знать, видевшую меня на службе.

Сама королева на меня даже не взглянула. Её внимание было занято человеком в тяжёлой не по сезону пурпурной мантии, который стоял на коленях перед троном и о чём-то страстно молил. По бокам от бабушки стояли её старые угрюмые служанки: с одной стороны костлявая женщина, а с другой – крепкая седовласая матрона за пятьдесят, обе в серо-чёрных шалях. Я оглянулся в поисках Молчаливой Сестры, но её нигде не было видно.