Лев Жаков - Аквалон

Он вновь появился среди перекатов уже под самой скалой. Пальцы уцепились за незаметные с высоты трещины и выступы. Преторианец выбрался до пояса, повис на одной руке, изгибаясь, протягивая в сторону другую руку…

Рон удивленно оглянулся: он не заметил, как в беге преодолел почти все ущелье. Моряки поспешно перезаряжали ружья. Белый замок вверху сверкал; следом за принцем спешил, громко пыхтя, отставший Трэн Агори. Красный Платок полз по скале, и с высокого синего неба круглый сливочно-желтый глаз светила изумленно пялился на происходящее посреди острова Да Морана. Иногда на фоне его пролетали в одну сторону, с запада на восток, крапинки вроде крошечных чечевичных зернышек, щепок или чего-то еще – нечто, по всей видимости, огромное, но едва различимое на таком расстоянии, плывущее в пространстве над миром.

Преторианец будто прилип к гладкой поверхности. Видно было, как по изогнутой смуглой спине его течет кровь. Находясь уже в нескольких локтях над потоком, он сорвался, но успел вцепиться во что-то, чего, как казалось сверху, и не существовало – в неразличимую щель или выступ, и повис, чуть качаясь. Позади принца Трэн Агори прищелкнул языком, что для капитана было признаком крайнего удивления. Беглец подтянулся на одной руке, качнув ногами, забросил их на поросший травой горб, торчащий из склона на высоте его головы, – и повис горизонтально, лицом вверх. Большинство моряков опустили ружья, глядя на принца. Экуни Рон начал было поднимать руку, чтобы дать команду открыть огонь залпом, но тут кто-то с противоположного берега, не заметив его жеста, выстрелил – в воцарившейся тишине звук разнесся по всему ущелью.

Пуля ударила в скалу возле лица Тулаги. Отколовшийся длинный камешек впился в щеку и пробил ее насквозь: острый кончик уколол десну, наполнив рот теплой кровью. Гана дернул головой, сцепил зубы и не издал ни звука. Его изогнутые, сведенные судорогой пальцы цеплялись за узкую щель, стопы с силой упирались в покрытый землей каменный бугор. Когда осколок пробил щеку, лицо, отвернувшееся от скалы, обратилось к ущелью, и беглецу показалось, что на склонах горят огнем сотни круглых золотых глаз, которые вот-вот посмотрят на него, пронзив тело своими смертоносными грохочущими взглядами, – то сверкали в ярком свете дульные срезы пистолетов и ружей сотни моряков, стоящих вдоль потока. Они уже прицелились и готовы были нажать на курки, как только рука Экуни Рона опустится. Висящий на скале не видел принца, но догадывался, что должно произойти с мгновения на мгновение.

Гана решил, что теперь выхода нет. Он посмотрел на небо, глубоко вдохнул и упал спиной в облака.

Арлея вскрикнула, но выстрел заглушил ее голос. Пуля впилась в лоб женщины с портрета, что висел на стене прямо напротив стола. Портрет качнулся. Треснул упавший стул, распрямившаяся нога торговца ударила подошвой в ножку стола – и все стихло.

Слыша доносящиеся из коридора тяжелые шаги поварихи, девушка подошла к отцу. Диш Длог лежал на спине, широко раскрыв глаза и разинув рот, все еще крепко сжимая пистолет. Она опустилась рядом на корточки, протянула руку, но сразу отдернула. В голове было пусто, мысли исчезли все до одной, сердце стучало медленно, глухо, а внешние звуки доносились будто издалека. Арлее почему-то казалось, что ей пять лет и она сидит на полу посреди просторного, очень ярко озаренного и очень пыльного коридора, где больше никого нет; лучи слепят, желтый свет заволок все вокруг, пыль набилась в нос и горло, мешает дышать, мешает видеть – глаза слезятся, а в ушах стоит непрерывный вибрирующий звон…

Она моргнула, когда в поле зрения кто-то возник, чуть повернула голову: это была Лили. Туземка, кряхтя, опустилась на колени рядом.

«Я не…» – начала девушка, но замолчала: появился управляющий Краг. Увидев тело хозяина, он пробормотал что-то неразборчивое. Потом наклонился, спрашивая, что произошло, но Арлея ничего не слышала, лишь медленно кивала. Увидев пистолет, коротышка решил было, что хозяин застрелился, но крови нигде не было, и тогда он подозрительно спросил, в кого это стрелял Длог, и Арлея наконец собралась с силами, чтобы ответить: ни в кого, в стену, он просто крутил пистолет в руках, а после вскочил, вскрикнул и упал, пальнув при этом… «А, так это сердечный удар?» – сказал Краг, впрочем, все еще с подозрением, и выпрямился, чтобы бежать за врачом, но тут в дверях появился конюх, и сразу же Лили, уже некоторое время прижимавшая пальцы к шее Длога, объявила: «Жив».

И после этого впервые в своей жизни Арлея потеряла сознание. Она очнулась в кресле, толстуха придерживала ее плечи. Диш вытянулся на очищенном от бумаг столе, управляющий стягивал с него сапоги, а конюха в кабинете уже не было: он отправился за врачом.

Теперь человек, неподвижно лежащий на столе, представлялся Арлее иначе: не мертвое тело, пустое, как бревно, оглобля или лодка, – нет, все еще вместилище духа, который, однако, сейчас тлел, подобно угольку, но не горел огнем. Возможно, крепкая тростниковка частично нейтрализовала действие яда, да и выпил Диш Длог совсем уж мало – он не умер. Но отныне торговец не мог двигаться и говорить. Тело его уже начало меняться под влиянием серапионовой слюны: бывший хозяин торгового дома «Длог&Дарейн» стал укушенным.

Трэн Агори впервые видел хозяина таким. Обычно холодноватый, надменно-отстраненный, сейчас принц пребывал в ярости. Он раскраснелся, всегда ровно подстриженная бородка его встопорщилась, ветер растрепал длинные волосы.

– Где тело? – рявкнул Экуни в лицо имаджина. – Я хочу видеть его…

– Так ведь в эфир затянуло, – возразил Трэн. – Что вам еще надо? Оттуда не выбраться, он уже задохнулся. Сейчас сквозь сплющенные облака идет ко дну.

– А если нет? Что, если он… – Экуни Рон замолчал.

– Что? – спросил капитан.

Принц молчал, пытаясь сообразить, каким образом преторианец мог бы остаться в живых, и не находил ответа.

– Его надо повесить посреди главной площади Королевского города, – наконец произнес он.

– Повесить мертвое тело? Зачем? – удивился имаджин.

– В назидание, – сказал Рон, а затем отвернулся от капитана и побрел к вершине по извивающейся между кустами и деревьями тропинке. По правую руку зияло ущелье с облачной речкой на дне, и моряки на склонах уже расходились…

– Отборные люди! – процедил Рон, повернувшись. Капитан шел за ним. – Сколько времени его ловили? И это твои лучшие стрелки? Обученные тобой?!

Но вывести Трэна Агори из себя было крайне трудно – собственно, до сих пор это удалось лишь одному человеку, сыну Владетеля купеческого Плота Скенци. Агори слишком презирал окружающих его жалких белых людишек, чтобы какие-нибудь их слова могли его оскорбить.