Пирс Энтони - Воплощения бессмертия. Том 1 [Компиляция, сетевое издание]

– Вежливый малый, нечего сказать! Рано мне отчаливать.

– Гавейн, какого рожна тебе от меня нужно? Ребенка тебе родили. Если мальчика нет, то девочка станет наследницей – закон ничего против не говорит. Почему бы тебе не угомониться и не податься в Рай? Говорят, приятное местечко.

– Ну, пока что Рай гарантирован мне не на все сто процентов…

– А пусть бы и в какое место поплоше. Все равно лучше, чем слоняться бессильным и бесплотным духом по Земле и подкладывать своих жен под разных мужиков.

Гавейн неопределенно передернул плечами.

– Отчасти резонно, отчасти нет, – сказал он. – Но покуда мне никак нельзя покинуть Землю. Наследника мужского пола нет – стало быть, главное дело не закончено. И это с моей стороны не оглядка на юридические штучки-закорючки. Это личное. Хочу иметь наследника-мальчишку! Хочу и буду его иметь!

– В таком случае не трать время на меня. Найди своей корове другого быка.

– Есть уже, есть. Но это, сам понимаешь, быстро не делается…

– Что ж получается? Ты по новой еще девять месяцев будешь кантоваться возле меня?

– Не то чтобы угадал. Видишь ли, я чувствую некоторую ответственность за тебя…

– Ты? Ответственность? За меня?

– Да, за тебя. Кто, как не я, втравил тебя в эту историю, из которой ты вышел тенью себя прежнего? Я притащил тебя к Орлин. Я испоганил наследственность ребенка. Таким образом, я тебя вознес – и я же тебя шмякнул об землю. И не мне винить тебя за то, что ты по сю пору такой грустный и хамишь мне почем зря.

– Что было, то прошло, – сказал Нортон. – Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Я же знаю, что в твоих поступках не было злого умысла.

– Не было, не было. А груз на душе все-таки остался.

– Как призрак может иметь груз на душе? Я полагал, что призрак – это голая душа, то есть душа без тела.

– Хоть душа-то и голая, да не склизкая, – лукаво усмехнулся Гавейн. – Вот груз-то и не скатывается. Давит он на меня, давит. И вниз тянет, в сторону Ада.

– Но ведь уже решено, что тебе в Рай!

– На час смерти так оно и было, – пояснил Гавейн. – Но перевес добра во мне был самый минимальный. Помнишь библейское «легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в Царство Небесное»? При жизни я был человеком чести, даром что ты не одобряешь мое ремесло. И я был в душе больше добрым, нежели злым. Точнее говоря, чуть-чуть более добрым, нежели злым. Но потом, когда я полуневольно отравил твою жизнь, зло вдруг стало перевешивать.

– Странно, – сказал Нортон. – До сих пор я считал, что смерть, образно говоря, закрывает все счета и после кончины никак нельзя добавить к уже сделанным ни новых грехов, ни новых добрых поступков. В противном случае души, обреченные на геенну огненную, после смерти брались бы за ум и совершали массу добрых поступков – так сказать, копили очки. А в итоге они все возносились бы в Рай – даром что при жизни грешили на полную катушку!

– То, что смерть закрывает счета, очень близко к истине, – согласился Гавейн и начал терпеливо объяснять: – Наделе все несколько сложнее. Достойные Рая рано или поздно там и окажутся. Но прежде им придется на протяжении нескольких тысячелетий влачить самое жалкое существование – пока они не искупят свои прижизненные грехи (ибо есть они даже у праведников!). Поступки за гробом имеют лишь одну миллионную веса прижизненных поступков. Иными словами, там, где живому достаточно одного доброго дела, покойнику надо сотворить миллион добрых дел! Вот почему для всякого человека более практично жить безгрешно – не уповая на то, что после смерти он что-то наверстает. Но призраки – категория особая, равно как и инкарнации. Они как бы застряли в промежуточном состоянии: для Рая они плохи, для Ада – слишком хороши. Если они вторгаются в дела живых, то им засчитывается положительный или отрицательный результат подобного вмешательства. Когда я закрутил сюжет вокруг своего наследника, я отлично сознавал, чем рискую. Большинство душ, расставшись с телом, становятся вдруг малодушными и робеют совершать какие-либо смелые поступки. Поэтому-то в мире так мало призраков, ибо призрак – это душа, которую не смутила потеря тела, душа, которая решила энергично действовать в новых условиях. Я из тех, кто, оказавшись на том свете, не захотел стушеваться. Ведь я и при жизни не был робкого десятка! А главное, моя идефикс – продолжение рода. Я помешан на желании иметь наследника. Это было двигателем всех моих поступков после смерти… Ну и в итоге я наломал дров. Если я не исправлю причиненный тебе вред, то мне прямой путь в Ад.

В последнее время Нортона несколько озадачивало и настораживало видимое бескорыстие призрака. Теперь стало ясно, отчего Гавейн так хлопочет вокруг него. Нормальный эгоизм.

– Искренне сочувствую тому, что ты угодишь в Ад, – сказал Нортон. – Однако дров ты действительно наломал. Сделанного не воротишь. Если бы я познакомился с Орлин при других обстоятельствах! Если бы все не закончилось так печально… Не утруждай себя, тебе меня ничем не утешить. Ступай в Ад.

– Если бы ты познакомился с Орлин при других обстоятельствах? – воскликнул Гавейн. – Послушай, а ведь это идея! Я знал, что смогу чем-нибудь зацепить твой интерес! А насчет Орлин я уже подумал – и даже побеседовал с Клото. Она ничего против не имеет. Если пожелаешь…

– Пожелаю чего?

Призрак приосанился.

– Мне пришло в голову, – сказал он, – что тебе бы понравилось прошвырнуться назад во времени и познакомиться с Орлин до ее свадьбы со мной. Разумеется, тут есть одно крохотное затрудненьице…

– Знаю я твое «крохотное затрудненьице»! Так вляпаешься, что не отмыться!

– Не вороти нос! Я говорю об уникальной возможности! Такое бывает раз в жизни! А потом, что ты теряешь? Что тебя ждет на Земле?

– Да, на Земле меня ничто не ждет, – согласился Нортон. – Поэтому-то я и притащился на Марс.

– Да нет, я хочу сказать, какое у тебя будущее?

Нортон остановился как вкопанный в облачке красной пыли. Из-за меньшей силы тяжести эта пыль оседала медленней обычного. Буря на Марсе должна быть препротивной штукой – при таком обилии ленивой пыли!

– Моя жизнь скоро закончится? – напрямик спросил Нортон.

Гавейн смущенно рыл носком башмака красную пыль – не тревожа ее.

– Ну, я бы так не формулировал, – бормотнул Гавейн.

– Не темни! Я этих твоих экивоков терпеть не стану. Своей рукой зашвырну тебя в Ад!

– А я для него стараюсь! – с упреком воскликнул Гавейн. – Послушай, Нортон, есть только одна персона, то есть одно нечто, которое вольно, по должности, перемещаться во времени. И я разнюхал, что эта, так сказать, персона вот-вот, так сказать, освободит свое кресло. Отчего бы тебе не занять эту вакантную должность с такой знатной привилегией! Ты человек достойный. Клото говорит, что ты вполне подойдешь. А она в этом дока, ее мнению можно доверять. Если поторопиться и не считать ворон – наше дельце выгорит.