Дарья Быкова - Иллика и Оккар

Девушка подняла глаза, собираясь что-нибудь ему ответить, точно ещё не зная что, но что-нибудь хорошее, что он тоже оказался куда лучше, чем она думала, например… но не успела. Венец истинного брака, чёрный, так когда-то ненавидимый ею, исчезал прямо на глазах.

– Нет! – прошептала она и машинально поднесла руку ко лбу, привлекая внимание Оккара к этому феномену. У неё слегка закружилась голова, и ей даже послышался звонкий смех богини, почудилось, что та погладила по волосам… а когда мир перестал вертеться и плыть, перед ней был холостой и очень злой колдун. Которого теперь ничего к ней не привязывает и ничего не сдерживает.

– Что. Это. Было? – тихо, но очень веско и проникновенно поинтересовался бывший муж.

Илька инстинктивно сделала шаг назад, он следом, она ещё и он тоже, пока не ощутила спиной стенку. Уверенности ей это не придало, скорее, наоборот – бежать некуда. А Оккар, оказывается, и без своей силы может быть весьма страшным. Смотрит так, словно укусит сейчас, вопьётся клыками в её беззащитное горло…

Можно было бы напасть первой. Но Иллика чувствовала свою вину и хотела объясниться. Поэтому она позволила ему заключить себя в ловушку из его рук и стены.

– Развод, – тихо сообщила, не дожидаясь, пока спросит ещё.

– Ты знала? Знала… Просила!

Кажется, Оккар прекрасно ведёт разговор без её участия.

Иллика подняла руку, чтобы погладить его по щеке, успокоить, объяснить, что ничего страшного не случилось, она всё равно поможет, и они могут дружить, да даже и пожениться снова могут. Теоретически.

Но её рука перехвачена и жёстко зафиксирована.

– Не трогай меня! – угрожающе шипит колдун, и девушка вдруг осознаёт, что так и не узнала толком своего мужа. И то, что он держит её слишком крепко, впечатав в стену своим телом, это возмутительно, и значит, он вполне заслужил пинок в сокровенное место. Потому что ей вдруг страшно и некомфортно.

Он уворачивается – ловкий, негодяй, и, видимо, настороже, но Иллика предпринимает ещё несколько попыток, пока не отвлекается неудачно на стук в дверь, и не оказывается прижатой к стене теперь уже грудью и щекой, и ей на мгновение кажется, что сейчас, как и раньше, сражение перейдёт в нечто другое, не менее прекрасное, она чувствует, что Оккар тоже бы не прочь… но он отступает. И его слова неожиданно бьют слишком больно, на грани того, что она в принципе могла бы вынести.

– Теперь, – медленно роняет этот мерзкий колдун, – у меня есть выбор.

И уходит из покоев, аккуратно притворив дверь.

Если бы кто-то его спросил, что он чувствует, колдун бы не колеблясь ни секунды ответил: облегчение. Да. Именно его. Что можно снова отвечать только за себя и ни на кого не оглядываться, не зависеть от капризов и благородных до глупости порывов одной не в меру энергичной девицы, да и личная жизнь снова приобрела приятную вариативность и будоражащую неизвестность. Вот так, как есть, как на духу. Даже жаль, что никто не спрашивает. Впрочем, если бы этот кто-то зашёл вдруг дальше дозволенного и спросил, почему в таком случае Оккар на жену старается не смотреть, а когда смотрит, то проскакивает в его взгляде нечто такое тёмное и дикое, что и стороннему наблюдателю страшно… что ж, если бы этот собеседник оказался настолько болтлив и нахален, то колдун бы его просто проклял. С большим удовольствием и для пользы дела. Наблюдательные и глупые по-любому долго не живут.

Кстати, и самому Оккару неплохо бы взяться за ум и выяснить, почему Дева развела их именно сейчас. Планирует для наглого колдуна что-то неприятное и не хочет, чтобы зацепило любимицу? А Иллика – любимица, можно даже не сомневаться. Или это просто подарок отважной девчонке?

Нет, если посмотреть отстранённо, то в самом факте развода сплошные преимущества, и про облегчение – это всё правда, вот только почему-то крутится на уме гадкое слово «предательство», и от этого горчит сладкое вино, и мясо кажется пресным, а смотреть вокруг так и вовсе тошно. И даже пресловутый выбор девиц, куда более ладных и красивых, чем жена, пока что почему-то совершенно не радует и не вдохновляет.

За весь вечер они не перемолвились ни словом. И Оккар – вот ведь глупость-то! – чувствовал всё большую обиду. Обиду! Он! Тридцатитрёхлетний мужик, колдун с довольно-таки насыщенным прошлым и явной склонностью к одиночеству обижается на девчонку, что она не захотела быть с ним настолько связанной… и умереть в один день на каком-нибудь костре. Ну смешно же? Смешно. И Оккар сам бы посмеялся, если бы не было так больно.

Хотя нет, всё-таки не за это он обижается. За молчание. Знала, но не сказала. Как будто бы он силой тащил её замуж… м-м-м, ну ладно, и в самом деле тащил силой, но даже и подумать не мог, что Тёмный настолько …смилостивится. Ему ведь и самому этот истинный брак совершенно не в радость… был.

– Почему именно сейчас? – всё-таки заставил он себя спросить. Укладываться в одну постель было и привычно и в то же время странно в свете последних событий. Но для всех они муж и жена, и надо придерживаться легенды.

– Я не знаю, – очень тихо и серьёзно ответила жена. Под её прямым взглядом Оккар чувствовал то неловкость за свой гнев и своё поведение, то ещё большую злость и желание если не покопаться в её голове своим колдовством, то, как минимум, схватить за плечи и заставить рассказать. А потом целовать. Долго, страстно и отчаянно.

– Теперь у тебя нет причин оставаться здесь, – вместо этого цедит колдун, сам удивляясь, насколько холодно и неприятно звучит его голос.

– Я хочу тебе помочь, – положив под щёку ладонь, сообщает Иллика, и Оккару хочется, чтобы это была его рука. Или наоборот, её рука, его щека. Да что же за наваждение такое! Всё ведь! Дева их развела, а значит, и это дурацкое чувство, превращающее людей в озабоченных идиотов, должно уйти. Оккару оно совершенно не нужно, он и так чувствует себя бо́льшим идиотом, чем когда бы то ни было – ведь он ей практически признался. А она, наверное, минуты до развода считала…

– Лучшая помощь – не мешать, – зачем-то хамит он ей. А впрочем, это правильно. Пусть обижается, пугается, разочаровывается, всё что угодно пусть, главное, чтобы проваливала из этой паршивой страны. Вот Константин вроде через неделю уезжает, пусть с ним и отправляется. А он тут как-нибудь сам, как привык. Да.

Утром его позвал к себе Константин. Оккар стоял на баснословно дорогом ковре и отстранённо наблюдал, как принц-консорт отжимается. В другое время он бы, наверное, даже что-нибудь съязвил, но сегодня и так не отличавшемуся разговорчивостью колдуну особенно хотелось молчать.

– Окир, – не дожидаясь конца зарядки, стал говорить Константин. – Вчера ко мне приходили трое из этого их Совета. Дипломат из меня сам знаешь какой, но тут даже я вижу, что они просят помощи… особой помощи. Понимаешь?