Надежда Мамаева - Академия темных властелинов

В вояже по лавкам и рынку я убедилась, что семи серебрушек вполне хватит не только на две недели, что отделяли меня от стипендии, но даже месяца на два вполне сносной жизни. Однако мои радужные мысли утратили всякие краски, едва я перешла к покупкам, касающимся самой учебы. Пергаменты, свитки, чернила, перья — это я понимаю. Даже стандартный чугунный котел по форме номер восемь. Но… пеленка классическая для младенца человеческого, межкрыльные валики для драконят, разжиматель зубов для детеныша оборотня (чтобы не повредить прикус, когда будете пытаться разжать его челюсти, если он вас цапнет, как заботливо пояснила торговка), пузырек с мазью от укусов вампиренышей и прочая…

Когда я, загруженная свертками по самую макушку, вышла из последней «дитячьей» лавки, то у меня создалось ощущение, что я иду не на курсы нянь, а в гильдию Черных Плащей.

Время близилось к полудню, поэтому я, едва вернувшись в снятую комнатку и сгрузив свое богатство, умылась, переплела косу и поспешила в академию на условленную встречу с моим новоиспеченным муженьком. Перехватила пирожок по дороге, оттого, идя в магистерию, пребывала вполне в благодушном настроении.

Проходя в ворота, еще раз поймала себя на том, что ищу глазами «привратницу», встреченную накануне. Но старухи нигде не было.

А вот едва я подошла к условленному месту, поняла: хорошее на сегодня закончилось. Рядом с бледным, но упрямо поджимавшим губы Альтом под сенью дуба стоял тот мой нечаянный сосед по каюте на дирижабле.

Сейчас я могла его хорошенько разглядеть. Волевой подбородок, волосы цвета южной ночи, высокие скулы, прямой нос, белесая ниточка шрама, рассекавшего левую бровь. И обещание долгой и мучительной смерти одной глупой курсистке в темно-синих глазах.

— Так это и есть твоя возлюбленная, ради которой ты, братишка, отринул свой род? — холодно сказал он, даже не представившись для приличия.

Альт вскинул голову:

— Да. И о решении своем не жалею.

Чужак чуть скривил губы в усмешке:

— Ты бы хоть девушку пожалел… Вдовец.

Мне вдруг стало страшно от его взгляда. Два стальных стилета, нацеленных на меня. В животе свернулась, как змея клубком, тревога. Судорожная, разрастающаяся, грозящая перейти в панику. Это чувство, когда ты жертва, когда беззащитна, — его я ненавидела больше всего. Как в той жизни, так и здесь. Разозлилась. На саму себя, на этого мужчину, что стоял напротив и так буднично решал, кому жить, а кому умирать. За этими его простыми словами слышалась не угроза, скорее констатация факта. Злость вытесняет страх, но я осознанно пошла на эту подмену чувств.

Подошла к нему вплотную, отчего глаза Альта расширились, став размером с плошки. Вздернула подбородок и уверенно сказала:

— Вы этого не сделаете.

— Верите, что мой братец вас защитит? Напрасно.

— Нет. Но я — лишь симптом, а не первопричина болезни. Вы же не похожи на целителя, что ставит припарки, маскируя язву. Вы тот, кто разрезает рану и выдавливает гной.

— И откуда же, по-твоему, следует давить этот «гной»? — Усмешка во взгляде, сжатые губы, хлесткий, как пощечина, вопрос.

— Из головы. Поскольку именно в голове, в мыслях, наши желания, наша дурость, сила и слабость.

В синих глазах вспыхнуло удивление. Резкий рывок, рука в перчатке схватила меня за горло, и он притянул меня к себе.

Я почти прижалась к его телу и могла поклясться, что чувствую биение сердца. Размеренное, как удары метронома. Мое же пустилось вскачь, и, похоже, собеседника это позабавило.

— Отпусти ее! Это все я. Не трогай. — Осипший голос Альта выдавал его с головой. Парень был напуган. До сорванных связок, до дрожи в коленях.

— Отрекись от звания адепта, — лишь холод и металл в голосе Вердэна-старшего. Наглядная демонстрация силы всегда вызывает безотчетный страх.

— Нет, — мотнул упрямо головой Альт.

— Тогда первым взносом за учебу станет смерть твоей жены.

Парень колебался, горло сдавливало все сильнее. Я пыталась разжать стальную хватку.

Энжи, видя, что дело плохо, перестала изображать испуганную обычную крысочку у меня за пазухой и пришла на помощь.

Может, перчатки из телячьей кожи и хороши, но зубы потомственной погрызухи — лучше. С остервенелым криком крысявка в прыжке преодолела две ладони и заткнулась, крепко сомкнув челюсти на большом пальце моего душителя.

Мне бы, как испуганной серой мышке, пискнуть, обрадовавшись тому, что хватка ослабла, вырваться и убежать. Но дело в том, что я была взращена на заветах бабушки, а вот характер достался от папы — бывшего десантника, покрестившего страну от Калининграда до Владивостока, от Пятигорска до Ямала за рулем фуры. Оттого и понимала: бегство от проблем их не решит.

Если разбираться, то здесь и сейчас. А не ждать, когда в спину прилетит нож.

Кто сказал, что бокс не для девушек? Хлесткий джеб, дополненный хуком с правой. Девичье тело, которому непривычны были сии пируэты, сразу же отозвалось болью во враз сбитых костяшках.

Я рассчитывала выиграть мгновения, пока противник обескуражен, чтобы отстраниться и врезать магией, которая уже жгла кончики пальцев, — еще немного, и сорвется.

Не успела. Мужчина походя стряхнул сначала крысу, а затем, перехватив мою руку, так и не долетевшую до его челюсти, заломил, практически выворачивая сустав.

Я зашипела от боли, слезы брызнули из глаз. Громом среди ясного неба прозвучало:

— Даже если ты ее убьешь, я все равно не вернусь в род.

Захват ослаб. Вердэн медленно повернулся к Альту:

— Не вернешься? — Насмешка, смешанная с удивлением.

— Нет. Я не хочу быть заложником родового проклятия! Я вправе сам выбирать свой путь. Это ты должен был возглавить род.

— А я уже было обрадовался, что ты возмужал… Но вновь слышу слова мальчишки, но не мужчины, — протянул брюнет.

— Сам-то… Ты сам, Дэниэль, когда тебе было семнадцать, сбежал в эту же академию разве не за этим же? Ты, как и я, хотел свободы.

— И дорого заплатил за свое решение, — отрезал старший. — Поверь мне, я знаю, что говорю. Тебе кажется, что маги свободны, что с дипломом тебя ждут подвиги, слава, может, даже дарованные земли и милость императора, но поверь, это не так. — В его словах слышались горечь и опыт собственных ошибок.

Я стояла не шевелясь.

— Ложь, очередная ложь, чтобы вернуть меня, — взвился Альт.

— Уже поздно возвращать, — усмехнулся Вердэн. — Ты поступил и отныне под протекторатом академии. Я полагаю, спрашивать, на чей счет ты перечислил часть своего наследства, тоже бессмысленно.

А я зацепилась за прозвучавшее «протекторат», оттого выдавила, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо:

— Как и шантажировать моей смертью. Я тоже под защитой академии.