Надежда Мамаева - Академия темных властелинов

Он перевел взгляд на меня, щекоча шею дыханием. В его гипнотизировавших глазах проскользнуло то, чего я не видела раньше у мужчин: голод.

— Может, еще сальца? — брякнула я первое, что пришло на ум, лишь бы прервать этот стремительно приближающийся к горизонтали вечер.

От моего невинного вопроса Эрвин опешил, словно кот, на которого вылили кувшин воды. Он слегка отстранился.

— Что? — Мужик натурально не понял: он тут о страсти, а я о любви. О любви к еде.

Свидетельница этой сцены Энжи так томно вздохнула, что мы с боевиком невольно повернули головы в ее сторону. Мышуха сидела, уперев лапу, согнутую в кулачок, под подбородок, и смотрела на гостя влюбленным взглядом.

— Какие слова… Какие чувства… — пропищала она.

— Какая гениальная актерская игра и зазубренный до последней запятой текст, — продолжила я ее тоном, окончательно приходя в себя, и, обращаясь уже к визитеру, добавила: — Руки убрал.

Наглец и не подумал отдернуть хваталки от моей тазобедренной композиции и, не отрицая того, что речь — не экспромт, а давно и успешно обкатанный номер, лишь улыбнулся:

— А если нет?

Я подалась вперед, словно хотела его поцеловать. Эрвин с усмешкой победителя (ломалась-ломалась, но таки сдалась) потянулся ко мне, прикрывая глаза, и… тут они встретились. Мои губы и его шея. Если мужик по-хорошему не понимает, надо объяснить на доступном для него языке.

Укус получился смачный. Не знаю, что представлял себе боевик в предвкушении так и не состоявшегося поцелуя, но я рисовала в воображении ужин. Вкусный, сытный ужин с отбивной. А еще шашлычок. Оттого впилась в шею незваного гостя не хуже вампира.

Он закричал. Я заурчала на манер кошки, у которой пытаются выдернуть из сомкнутых челюстей колбасную шкурку. Во рту сразу же появился солоноватый привкус.

И тут я услышала писк. Это Энжи наконец-то поняла, что мужик пришел не в чувствах изъясняться, а банально получить то, чего хотел. Его вел исключительно полезный для продолжения рода инстинкт. Единственное, ему хотелось не просто траха, а обоюдно-приятного.

Увы, в мышиной ипостаси из Энжи защитник получился смех да и только, но до боевика все же дошло, что ему отказывают, несмотря на весь напор. К его чести, он умел отступать. Еще больше я бы порадовалась, если бы он умел красиво проигрывать, но сдаваться, видимо, было не в природе Эрвина.

Он отстранился, зажимая шею ладонью:

— Значит, ты все же отвергаешь меня? — Кажется, мой укус его ничуть не отвратил. — Я ведь не каждой предлагаю.

— А я не каждому и отказываю. — Я вспомнила, что не далее чем вчера вышла замуж.

Едва прозвучали эти мои слова, как я поняла: сморозила глупость. В глазах Эрвина отразились отблески азарта. Охотник получил вызов.

— Знаешь, Рей, с каждой новой встречей ты все больше удивляешь меня.

— Так и не ищи встреч со мной, а то ненароком до разрыва сердца доудивляться сможешь.

— Это мы еще увидим.

Он отнял руку от шеи и провел пальцем по моей щеке. Словно алую метку поставил. А потом аккуратно отодвинул меня от двери и вышел.

— И что это было? — пропищала Энжи, оказавшаяся в результате неравной схватки на полу.

— Преддверие крупных неприятностей, вот что это было, — ответила я, стирая с лица кровавую отметину.

Прокручивая в голове события, я поняла, что ненароком зацепила этого боевика не на шутку. А своим сегодняшним отказом лишь подстегнула. Эрвин оказался из породы тех, кто привык побеждать, покорять. И чем тяжелее доставалась победа, тем она была слаще.

Запоздало подумала, а не стоило ли заикнуться о том, что я уже замужем? И тут же поняла — бессмысленно. Боевика наличие мужа не остановило бы. Да и какой муж, если снятая комнатка красноречивее всяких слов свидетельствует — в ней живет одинокая девушка.

После ухода нечаянного визитера я подперла дверь стулом (так, на всякий случай) и села ужинать. По причине того, что мебель выполняла охранную функцию, трапезничать пришлось на кровати. Я с сожалением глянула на тот аппендикс, что остался от шмата сала. Вздохнула и отложила его до худших времен как заначку, а пока решила насладиться ватрушкой. Энжи не отставала, набивая за обе щеки. Вот так, за чаем с ватрушкой и тихой беседой, мы и скоротали вечер.

Когда я начала клевать носом, хвостатая все еще вдохновленно пищала: ей надо было выговориться. Ведь не каждый день на глазах крысявки рушился образ «мужчины, в которого можно влюбиться». Оттого голохвостая, снедаемая чувством вселенского разочарования, усиленно полоскала мне уши.

Под конец я не выдержала и, не прекращая зевать, процитировала бабулю и выдала:

— Энжи, пожалуйста, закрой шторы, рот и сделай ночь до утра.

Крысявка обиделась, замолчала, а я, воспользовавшись окном тишины, наконец-то смогла заснуть.

Утро наступило рано и резко: от ударов колокола, что будил всю округу.

Поплескав на лицо воды и переодевшись в чистое, я подхватила холщовую торбу с вещами, собранными накануне для первого дня учебы, и поспешила в академию. Успела вовремя, по ощущениям, минут за десять до звонка. В аудитории еще было полно свободных мест, и я села на второй ряд поближе к окну.

Когда я уже разместилась, рядом со мной попросила разрешения присесть еще одна курсистка. Рыженькая, с россыпью конопушек на лице. Девушка-осень, хитрая лисица, поющая медь. И голос ее был под стать: звонкий, переливчатый.

— Меня зовут Марьяника, — представилась она.

— Рей.

Она присела на скамью и начала доставать из сумки пергамент, писчее перо и бутылек чернил, который от неловкого движения рыженькой покачнулся. Неплотно притертая пробка отлетела, когда веснушка в последний момент успела поймать заваливающийся набок бутылек.

Пара капель чернил все же попала на запястье Марьяники, к ее досаде. Она недовольно закусила губу и полезла в недра сумки за платком.

— Ну вот, всегда так! И муж говаривал, что у меня не руки, а лопасти мельницы, — в сердцах бросила Марьяника, старательно оттирая пятна платком.

Получалось у нее плохо: чернила были на диво качественные. Я мельком глянула на точеное запястье, которое обвивал жгут родового узора. Руны мелкие, льнули одна к другой, прямо как чешуйки, и прятались за брачным браслетом. Последний Марьяника, поморщившись, сдвинула ниже, закрывая вязь татуировки.

Ее коротко оброненное «говаривал» меня насторожило.

— А что у тебя с мужем, что ты о нем упоминаешь в прошедшем времени? — аккуратно поинтересовалась я: вопрос все же был достаточно личный.

— А-а-а. — Она махнула рукой с платком, чуть повторно не расплескав чернила. — Уехал еще полгода назад. Записался на корабль и отчалил. Уверял, что вернется через месяц-другой с деньгами. Но прошло уже три срока от обещанного, а его корабля все нет и нет. Я уже и к чернокнижникам ходила, последние деньги отдала, чтобы узнать: жив ли? Как оказалось, и жив, и здравствует. Только неизвестно где. А жить на что-то надо. Вот на курсы и пошла. А ты как тут оказалась?