Джена Шоуолтер - Темный поцелуй

Этого он тоже не понимал. Его внешность не изменилась, он все тот же красавчик мачо. И очаровательная манера поведения осталась прежней. Ничто в нем не претерпело изменений. Все же до путешествия сюда одного его взгляда на смертную было достаточно, чтобы заставить ее раздеваться, сгорая от желания удовлетворить его. Здесь – ничего. Ничегошеньки!

Женщины всех возрастов, комплекций и цвета кожи относятся к нему как к прокаженному.

Печально, но все, что ему нужно, – это пара разведенных ног на пять минут.

Без секса он ослабевает. Становится уязвимым, неспособным защитить себя от охотников и их подлых нападок.

Будь это возможно, он выбрал бы одну женщину, женился на ней и брал с собой повсюду, наслаждаясь ею одной. Но век смертных женщин короток, и, кроме того, сидящий внутри его демон не позволил бы ему такого. Стоило раз переспать с женщиной, и больше его дружок на нее не реагировал, сколь бы сильно самому Парису ни хотелось обратного.

Именно потому он перестал искать серьезных отношений и довольствовался связями на одну ночь. Ведь, чтобы остаться в живых, ему пришлось бы постоянно изменять жене, а он отказывался творить подобное.

«Кто-нибудь, гляньте на меня, возжелайте меня», – мысленно молил Парис. Если он не сможет найти женщину… От поступков, которые придется совершить, его тошнило.

Не насилие, пожалуйста, только не изнасилование! У демона половых предпочтений нет, зато они есть у Париса. Он хотел только женщин. У него все внутри сжалось от всплывших в памяти воспоминаний. Ненавистных воспоминаний. Он стиснул зубы в попытке остановить их.

«Найди проститутку», – предложил демон, нуждающийся в сексе не меньше самого Париса.

«Пытался. Они, похоже, все от меня попрятались».

Парис вообще предпочитал проституток, потому что они, как и он, получали свою выгоду, после чего уходили, не питая надежд на повторение действа.

Мимо него по тротуару прошагала брюнетка. «Женщина». Он учуял ее прежде, чем увидел, и повернул голову, чтобы полнее впитать ее сладкий женственный аромат. «Эта сгодится».

Он преодолел половину разделяющего их расстояния, прежде чем понял, что двигается.

– Извините, – позвал он, догнав ее. В его голосе сквозило отчаяние.

Она окинула его взглядом, и на ее лице отразилось восхищение. Только и всего. Ничего больше. Никакого всепоглощающего желания. При более близком рассмотрении он заметил белые пряди в ее волосах и морщины вокруг глаз.

Плевать. У него уже потекли слюнки.

– Да, – ответила она по-английски с сильным акцентом, но не остановилась.

Обычно они останавливаются, отчаянно стремясь дотронуться до него. Что делает гречанок не похожими на всех остальных?

– Не хотите ли… – Вот черт! Не может же он так сразу попросить ее переспать с ним. Она наверняка откажет. – Не хотите ли поужинать со мной?

– Нет, благодарю. Я сыта. – С этими словами она ускорила шаг и ушла от него.

Парис остался стоять как вкопанный, ошеломленный и раздраженный. Что, черт возьми, происходит?

Возможно, божественное вмешательство? Он взглянул на небеса. Мерзавцы. А ведь они на это вполне способны. Но какое им до него дело? Они же хотят найти свои артефакты, не так ли? И Парис с остальными воинами – их лучший шанс заполучить желаемое.

– Я вам ничего не сделал! – рявкнул он.

Пока он говорил, в голову ему пришла новая мрачная мысль. Мэддокс – Насилие – заметил в себе перемену: он стал еще более диким и неконтролируемым как раз перед тем, как встретил Эшлин, любовь своей жизни. Стоик Люсьен, похоже, переживает нечто подобное с Аньей, хотя ни за что не признает этого вслух.

Если Парис хотя бы заикнется об этом, Люсьен отдубасит его до смерти – а ведь прежде он почти никогда не проявлял характера.

«Великие боги! Неужели настала моя очередь?»

Нет. Нет-нет-нет. Поскольку Парис не может всегда быть с одной женщиной, ему оставалось только молиться, чтобы никогда не встретить ту, в которую смог бы влюбиться. Вообще-то, повстречай он красавицу, имя которой начинается с гласной – сначала Эшлин, потом Анья, – он сбежит от нее со всех ног. Ни в коем случае. С ним этот номер не пройдет.

Мимо прошла блондинка с двумя бумажными пакетами в руках, из которых шел аромат свежего хлеба. Парис кинулся догонять ее.

– Позвольте вам помочь, – предложил он с отчаянием в голосе.

– Нет, спасибо. – Даже не глянув в его сторону, она зашагала дальше.

Он снова замер на месте. Проклятье! Как же ему поступить? Если придется лететь обратно в Буду, он это сделает. Или выследит Люсьена, чтобы испытать еще одну полуобморочную телепортацию, но добраться туда побыстрее. Будь прокляты артефакты и сам ларец Пандоры!

Еще одна блондинка прошла мимо.

Еще один отказ.

Еще одна брюнетка.

Еще один отказ.

Через час тело Париса оставалось напряженным и разгоряченным и – вот гадость! – по-прежнему слабеющим. У него тряслись руки, он чувствовал, как потребность в сексе заполняет каждую его клеточку. Поэтому, когда кто-то врезался ему в спину, он споткнулся и подался вперед, едва не упав лицом вниз. Удержать равновесие удалось с трудом.

– Прошу прощения, – раздался женский голос, тембр которого показался Парису таким соблазнительным, что вызвал дрожь.

Парис неспешно обернулся, опасаясь, что если выкажет излишнее рвение, то и эта женщина сбежит от него, как другие. Прежде всего он заметил, что у ее ног рассыпаны листки бумаги, а сама она наклоняется, чтобы их собрать.

– Это отучит меня читать на ходу, – пробормотала она.

– Я рад, что вы читали, – сказал Парис, наклоняясь рядом, чтобы помочь. – И рад, что мы столкнулись.

Ее веки приподнялись, и их взгляды встретились. Она ахнула.

От избытка чувств? «Пожалуйста, пожалуйста, почувствуй меня».

Внешность у нее была самой заурядной: орехового цвета глаза, веснушки, волнистые темные волосы ниже плеч. Глаза велики для ее лица, а губы такие пухлые, словно их покусали пчелы. Но было в ней что-то завораживающее. Что-то, приковавшее его взор, заставившее упиваться ею. Скрытая чувственность. Греховный блеск в коричневато-зеленых глазах.

Тихони и серые мышки всегда самые разнузданные в постели.

– Твое имя не начинается с гласной, ведь правда? – внезапно с подозрением спросил он.

Вздернув брови от удивления, она покачала головой:

– Нет. Меня зовут Сиенна. Хотя тебе-то какое дело? Зачем задавать глупые вопросы? Ой, прости. Я не собиралась грубить.

– Значит, есть дело, раз спрашиваю, – хрипло отозвался Парис. Он не мог дождаться момента, когда разденет ее.

Щеки ее окрасил румянец, и она поспешно вернулась к своим бумагам.

– Ты… американка? – поинтересовался он, передавая ей собранные листки.