Джена Шоуолтер - Темная ночь

В третий, и последний, раз, примерно девять месяцев назад, Эшлин попытались отравить. Ей повезло – удалось вовремя промыть желудок, удалив большую часть яда. «Какие приятные воспоминания», – подумала она. До сих пор девушка не знала, за что ее пытались убить на этот раз, что за секрет кто-то так хотел сохранить, что готов был прервать чужую жизнь.

Макинтош делал все, что было в его силах, чтобы защитить Эшлин. Но порой этого было недостаточно, поэтому она научилась полагаться только на себя и никому не доверять, из-за чего внезапное страстное желание положиться на Мэддокса стало для нее еще большим сюрпризом.

– Аэрон злословил и по твоему поводу, – произнесла Даника, прерывая ход мыслей Эшлин.

Девушка удивленно заморгала:

– По моему? Почему?

– Сказал, что ты наживка, что бы это ни значило.

Плечи Эшлин тяжело опустились, и она произнесла:

– Мэддокс тоже меня так называет. Я до сих пор не понимаю, что это значит.

Она не могла опровергать то, чего не понимала. Если только… Если охотники действительно убивают бессмертных, значит, наживка – это приманка. Помахав ею перед носом у бессмертного, можно загнать его в ловушку. «Почему этот… этот козел!.. Я пришла сюда за помощью, а не для того, чтобы вытащить его из берлоги, дав кому-то таким образом возможность убить его».

– Идиотка! – вскрикнула она.

– Не обзывайся, – возмутилась Даника.

– Я говорила не о тебе, а о себе.

Эшлин позволила Мэддоксу поцеловать себя, поместить пальцы и язык внутрь своего тела и даже страстно желала большего. И все это время он считал, будто она способна на такой подлый, вероломный поступок. «Видимо, он считал меня легкодоступной, раз так удивился, узнав, что я девственница», – решила она. На глазах девушки показались слезы стыда.

– Они обманули и тебя? – мягко спросила Даника.

Эшлин кивнула. Сейчас она думала о том, хотел ли Мэддокс ее на самом деле или он просто стремился соблазнить, чтобы узнать о якобы имевшемся у нее гнусном плане. Она подозревала, что наиболее правдоподобен второй вариант, и от этого ей было очень больно. «Он столько раз обвинял меня и спрашивал о чем-то, а в его взгляде читалось подозрение, – думала она. – Неудивительно, что ему с легкостью удалось устоять перед моей неуклюжей попыткой завершить то, что мы начали. Нет ничего странного в том, что он запер меня здесь. Я идиотка!» Единственное оправдание, которое Эшлин могла найти для себя, заключалось в том, что ее опыт общения с мужчинами вряд ли можно назвать очень большим. «И вот почему! – решила она. – Все они сволочи! Соблазняют нас и используют в своих целях!»

– Расскажи мне о голосе, который ты слышишь, – попросила она Данику.

Сейчас, прежде чем погрузиться в пучину обиды и разочарования, Эшлин хотела думать о чем угодно, кроме Мэддокса.

На лице Даники застыло выражение холодности.

– Я не говорила тебе ни про какой голос. Они следят за нами, не так ли? Где-то здесь спрятана камера или что-то подобное?

– Не знаю, – сказала Эшлин, согнув ноги и положив подбородок между коленями. – Может, здесь есть камера, а может, и нет. Если учесть их удивление при виде тайленола, вряд ли они смогли бы использовать что-то подобное. В любом случае я узнала о голосе иначе.

«Неужели Даника обладает такими же, как у меня, способностями?» – спрашивала себя она. Еще никогда Эшлин не встречала кого-то подобного себе, но успела понять, что здесь следует ожидать самых непредвиденных вещей.

– Расскажи мне об этом, пожалуйста. Мы должны быть заодно. Мы можем помочь друг другу.

– Тут не о чем рассказывать, – ответила Даника, бесцельно двигаясь по комнате вдоль стен. – Я просто схожу с ума. Ты хотела, чтобы я признала это? Сегодня утром в моей голове зазвучал голос какого-то парня. У нас вышла вдохновляющая беседа.

Всего лишь один голос. Мужской, а не множество мужских и женских. По крайней мере, теперь Эшлин поняла, что речь идет не о такой же способности, как у нее.

– Расскажи мне, – снова попросила она. В этот момент ее желудок решил заурчать, устроив настоящий концерт, нарушивший последовавшую за этой просьбой тишину. – Что он сказал тебе?

Нахмурившись, Даника взяла кусок сыра с тарелки, стоявшей на туалетном столике. Передав его Эшлин, она попросила своих родственниц, чтобы те помогли искать камеры. На всякий случай.

– Он попросил четыреста одиннадцать человек для операции против наших похитителей.

– Как это?

– Как будто они этим занимаются каждый день. Речь шла о том, какое у них оружие и как защищена крепость. – Даника засмеялась, но смех вышел грустный. – Думаю, таким образом мое обезумевшее сознание пытается справиться с произошедшим.

Эшлин так не считала. Эти вопросы были слишком настойчивыми, чересчур профессиональными. Подобную информацию военные стремятся собрать о своем противнике. «Если сведения об обитателях замка собирала не Даника, то кто? – спрашивала она себя. – У кого достаточно сил для того, чтобы что-то выяснять, не имея при этом тела?»

– Меня уже тошнит от этого дерьма, – заворчал Парис. – Я сегодня хотел хоть раз остаться в городе и расслабиться после совокупления, а не тащиться опять сюда. Я не умею мгновенно перемещаться, как Люсьен. – Он уселся перед экраном телевизора и запустил свою любимую игру на Xbox – борьбу между обнаженными женщинами в грязи. Ему удалось достигнуть в ней неплохих результатов, и черты его лица постепенно разгладились. – И по какому поводу собрание на этот раз? И, кстати, я не вижу охотников.

– Это потому, что ты видишь только потенциальных любовниц, – ответил Аэрон.

– И почему это плохо? – ядовито поинтересовался Парис.

– Прекратите ссориться, – вмешался Люсьен. – У нас есть одно дело, и, думаю, никому из вас не понравится то, что вы сейчас услышите.

Мэддокс растянулся на диване и почесал подбородок. Насилие рвался наружу, причем с большей, чем обычно, силой. Ему не нравилось находиться вдалеке от Эшлин, женщины, попытавшейся затащить его в постель, женщины, которую он отверг. «Что за идиот откажется от такой женщины? – спрашивал себя Мэддокс. – Она хотела меня, боги тому свидетели». Он хотел ее столь же сильно. Жаждал, чтобы ее мягкое тело прижалось к его телу, а губы не отрывались от его губ. Или его естества. Мэддокс не был очень капризным. Он хотел слышать ее экстатические крики, чувствовать вкус ее кожи.

«Нужно было взять ее, пока у меня была такая возможность», – подумал он.

Вместо этого он посадил ее в комнату Люсьена, что было чрезмерной мерой, так как на дверной ручке имелся отличный замок, и убрался в собственной комнате. Затем его позвали в комнату отдыха, где его, очевидно, не ждало ничего, кроме новых дурных новостей.