Роман Дремичев - Кровавое причастие [СИ]

Труп грязным тряпьем осел у забора. Корин тяжело дышал, пар белоснежными облаками вырывался у него изо рта, обильный пот струился по морщинистому лицу. В его-то годы такие подвиги. Но увидев своих детей, он словно воспрял духом, набрался новых сил.

— Эти шакалы не оставят ничего живого в деревне. Здесь нам не выжить. Нужно уходить в лес. Я видел, как Балин увел свою семью на север. Там лошади, — он указал на еще не объятый огнем амбар. — Шевелитесь! — И он оглядел пустынные улицы в поисках новых врагов.

Но рядом пока никого больше не было видно. Основная схватка шла где-то восточнее за стеной огня. Там гибли их соратники и соседи, но сейчас они уже ничем не могли им помочь. Нужно спасти то, что еще возможно спасти. Иначе это конец всему… Ниал вывел из сарая двух крепких мохноногих коньков, что использовались как тягловые животные, таская уголь с гор в кузницу.

На них он уже надел старые изношенные седла, какие еще остались у них в доме. На одного он усадил жену, на другого вскочил сам и рванул к ограде.

— Отец! — Ниал протянул руку Корину и тот, ухватившись, словно птица взлетел на круп коня и сел позади воина. Еще пара мгновений и всадники скрылись за пеленой дыма и огня. Деревня умирала, билась в последней своей агонии. Кругом царила только смерть. И призраки Серых Равнин начали кружить свой дикий танец над телами павших в бою; где-то вдалеке послышался протяжный вой волка. Узкие улочки были завалены трупами тех, кто сопротивлялся натиску врагов — женщины, мужчины, старики. У дверей одного из домов всадники заметили трупик парнишки лет семи, сжимающий в руках обломок доски, — даже дети стали жертвами этой безудержной жажды смерти. На пути почти не встречались трупы врагов, но были и они.

Пронзенные вилами, с выпавшими кишками, перебитым позвоночником, заколотые или зарубленные насмерть, задушенные цепями, в разбитых тяжелыми молотами доспехами. И кровь — она была повсюду, впитавшись, словно навечно, в снег и лед немых улиц. Но вот, наконец, и ворота. Распахнутые настежь, а за ними темнота предутреннего морозного леса, освещенного пламенем горящих домов.

Там спасение, свобода. И новая жизнь, взращенная в горниле мести. Но вдруг на дорогу перед всадниками выскочили два воина — злобно оскалившись, они вынырнули в полной тишине из-за угла последнего из домов — хранилища шкур — и, страшно завывая, вскинув свое оружие, уже отведавшее киммерийской крови, бросились к лошадям, стараясь сбить с них всадников. Не раздумывая, Корин слетел с крупа коня на землю, кряхтя, грохнулся в снег, умудрился кувыркнуться через голову, тряся седой головой, и, выхватив из ножен тяжелый кинжал, бросился на врага. Ниал поднял своего коня на дыбы, пугая врагов и отрезая их от лошади Маев.

— В лес, скачи в лес, Маев! Мы скоро тебя догоним, — и он с силой стукнул ее лошадь по крупу крепкой рукой, отдавая свой последний приказ. Маев, обогнув по дуге место схватки, вырвалась на свободу.

Она еле держалась в седле, а конь уносил ее все дальше во тьму.

Изредка она оглядывалась — там умирал ее привычный мир и ее семья. И слезы стояли в глазах. Но киммерийские девы не плаксы. Она знала, что иного выхода нет. И она была в ответе за другую жизнь — еще не рожденного сына, которого так желал Ниал, и она не могла подвести его. А боль безысходности душила сильнее врага, и впереди во мраке лишь путь в неизвестность.

Ниал, громко крича, выхватил из ножен меч и бросился прямо с седла на врага. Со вторым уже схлестнулся Корин — два тела сплелись в страстных объятиях и катались по земле у крыльца одного из соседних домов. Слышался хрип старика и проклятия ванира. Противник Ниала был не высоким и видом напоминал поджарого пикта, и только рыжая борода колтуном торчащая из-под рубахи говорила о другом. В руках воин сжимал огромную секиру, а глаза горели огнем безумия и жажды смерти. Взревев будто разъяренный тур, он бросился в бой. Ниал мечом отбил его оружие, по дуге пустив его в сторону, затем крутанулся на пятках и, в одно мгновение выхватив кинжал, вогнал его в бок врагу, разрезая одежды и плоть. Он сразу же отскочил в сторону и едва успел увернуться от стальной смерти, метнувшейся к нему с небес, — что едва не лишила его головы. Удар по ногам и ванир падает в снег с перерубленными коленями. Алая пена пучится на его губах, в глазах ненависть и боль, и так трудно сдержать крики проклятий, рвущиеся наружу.

— Умри тварь, — роковой свист меча, и молния света и стали, и падает в снег голова разбойника и убийцы, заливая все вокруг горячей кровью. Не раздумывая, Ниал бросился к отцу. Но тот уже справился со своим противником и тяжело поднимался на ноги, сжимая в руке окровавленный кинжал. Тут силы покинули его тело, и Корин рухнул вниз, распластавшись рядом с трупом ванира. Ниал бросился на колени перед ним.

— Отец, что с тобой? О, Кром, — бок Корина был пробит сильным ударом, из пореза на плече лилась кровь, но он был еще жив, только тяжело дышал и почти полностью обессилел от потери крови. И тут звук копыт возвестил о приближении новых гостей. Сжав меч в сильной руке, Ниал приподнялся, вглядываясь в ту сторону, ожидая увидеть озлобленные, искаженные гримасой ненависти лица врагов, но там были друзья.

— Ниал, ты жив, хвала Крому и Дианцехт, — трое мужчин, две женщины и пяток детишек всех возрастов — те, кто смог выбраться из этого ада, стояли посреди руин селения, а за спиной их бушевало пламя.

— Зарр? Ллир? — вы тоже живы! Корин совсем плох. Помогите мне!

Пора уходить отсюда! И воины, уложив старика на седло, скрылись в темном лесу, оставив позади свой гибнущий дом.

Маев долго скакала на уставшем жеребце, не разбирая дороги, ночь и тишина окружали ее, где-то там за спиной остались ее родные — живы ли они еще? — она часто оглядывалась, в надежде услышать стук копыт или знакомые голоса. Но все было тихо. Вокруг стояли черными стражами стволы мрачных сосен, маленькие елочки почти по макушку утопали в снегу, и среди поваленных бурей деревьев прятался непроглядный мрак. И тишина.

— О, Великий Кром, бог воитель, где … — но договорить она не успела. Справа от нее из-за кустов метнулась тень, пахнущая мокрой шкурой, железом и… свежей кровью. Оскаленная пасть мелькнула перед лицом женщины, а потом сильный удар сбросил ее с коня в снег. Маев больно ударилась головой о торчащий из сугроба кривой корень дерева, но не потеряла сознание, лишь в голове зашумело, да перед глазами расцвел хоровод ярких красных искр. А тень, придавив к земле своим сильным телом, оказалась ее врагом — ваниром, одним из тех, кто так безжалостно разрушил ее дом.

Гнилостное дыхание из его рта коснулось обоняния девушки и ее чуть не вырвало, но придало сил. Ванир злобно оскалился, брызгая слюной, в его глазах заблестели огоньки похоти, и он в нетерпении начал срывать с девушки одежду, ища голое тело. Обнаружив большой напряженный живот, он лишь еще более злобно оскалился и продолжил свое грязное дело. Маев замерла, лежала почти не шевелясь, покорно и не сопротивляясь. Это радовало врага, он ощутил запах победы, женская плоть манила его, но он ошибся в своих выводах. Киммерийские женщины не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Маев осторожно выудила из складок платья кинжал и ее взгляд изменился. Она улыбнулась — месть скоро свершится и орудие ее — стальное лезвие — греется в нежной ладони. Ванир почувствовал угрозу и замер на мгновение, оценивая ее. И тут же острый клинок впился ему в горло. Брызнула кровь, капли теплой влаги оросили лицо Маев, но она словно не замечала этого. Удар, еще удар и вот мертвый воин с выпученными от боли глазами падает в снег. С трудом выбравшись из-под трупа, Маев выкарабкалась из сугроба, и тут ее ждал сюрприз, переросший в разочарование. Верный конь, видимо испугавшись нападения, убежал куда-то в ночь, а позвать его она не решалась — вдруг поблизости еще есть враги. И теперь она была совершенно одна в лесу и неизвестно куда лучше идти и где искать убежища. Да и смогут ли найти ее Ниал и отец. Но оставаться здесь она не могла — лишь движение спасет ее. И отряхнувшись от снега, девушка зашагала по еле видной звериной тропке в неизвестность. А на восходе первые лучи солнца ворвались в этот мир, нарушив гармонию и покой ночи.