Андрей Лукин - Хозяин таёжного неба

— То-то ты к нам сам без спросу и приблудился, — девчонка с трудом удержала предательскую улыбку. Немудрёная шутка ей понравилась, но показывать это приблудному она не хотела. — Али подсказал кто, что у нас мамка — травница?

— Никто не подсказывал. И вообще я не к ней шёл, а к мастеру Угроху.

— На кой он тебе?

— Дело у меня к нему, — Стёпка не собирался вот так всё сразу выкладывать этой вредине, пусть она даже и дочь Угроха. — Меня Стеславом зовут. А тебя?

— Ни к чему тебе моё имя знать, приблудный Стеслав, — отрезала девчонка. — Мал ещё, подрасти поперву. Али в женихи метишь?

— Нужна ты мне, — покраснел Стёпка. Вот ведь выдерга. От такой невесты небось любой жених за тридевять земель убежит.

— Ну а ты, приблудный, мне и вовсе не надобен. Особливо такой, который сон-траву без меры пьёт.

Сон-трава! Так вот из-за чего всё это с ним случилось! Он и вправду, наверное, слишком много её выпил. Треклятый Огрех-Лихояр чуть не угробил его, не знал же гад, сколько нужно демону для усыпления, потому и назаваривал от души. Ещё и похвалялся, что побольше в котелок всыпал, для пущей верности. Всё-таки надо было тогда ему врезать на прощание!..

— Значит, это я из-за сон-травы чуть не умер? — пробормотал он.

В комнатку, отодвинув девчонку, вошла полная, крепкая женщина с суровым, но приятным лицом. Одета она была в простое белое домашнее платье с короткими рукавами, удивительно напоминающее то, в котором часто на даче ходила мама. И платок на голове она повязывала почти точно так же. В руках женщина держала большую кружку со знакомым узором по краю. Кажется, из этой кружки его поили, когда он приходил в себя.

— Иди, Боява, одёжку отроку принеси, — велела женщина, усаживаясь рядом со Степаном. Девчонка дёрнула плечом, но перечить не стала и ушла.

Стёпка только сейчас осознал, что он под одеялом совсем голый. И сразу покраснел.

— Ишь, зарумянился, — сказала женщина без усмешки. — Вышла из тебя, значит, хворь-то. В глазах не смурно ли?

— Нет, — сказал Стёпка. — Всё хорошо. Спасибо. Это вы меня вылечили?

— Отваром тебя выходила, — сказала хозяйка. — Зачем ты сон-траву пил? Из баловства?

Вернулась девчонка, принесла Стёпкину одежду. И застыла в дверях.

— Я не знал, что такое будет, — сказал Стёпка.

Девчонка пренебрежительно фыркнула.

— Не знал, что в заваруху сон-траву подмешали, — поправился Стёпка. — Меня весские маги нарочно опоили. Чтобы усыпить. Они потом сами говорили, что побольше насыпали для верности.

Он вспомнил вкус, показавшийся ему сначала приятным, и его передёрнуло.

Девчонка ещё раз фыркнула.

— Маги его опоили. Горазд ты брехать. На кой ты магам сдался-то? Тебя и без сон-травы любой весич полонит.

Женщина внимательно смотрела на Стёпку. Она, в отличие от дочери, ему, похоже, верила.

— Ты выпил и…

— Заснул, конечно, — сказал Стёпка. — И не знаю, сколько спал. А потом, когда уже по городу шёл, в глазах вдруг потемнело. Хорошо, что я ваш дом найти успел, а то бы на улице упал. И маги бы меня опять забрали… Я долго болел?

— Три дня, — сказала хозяйка. — А для чего ты к нам шёл?

Стёпка помялся, потом пояснил:

— Я когда из Проторы уезжал, мне дядька Зашурыга посоветовал к мастеру Угроху обратиться, ну, чтобы пожить несколько дней. Вот я, когда проснулся, и стал ваш дом искать. Хотел спросить, можно ли?

Девчонка и тут не утерпела:

— Он проснулся, а маги куда делись? Разбежалися с перепугу?

— Зашурыга? — переспросила хозяйка. — Это из охотников или корчму который держит?

— Который корчму.

— Углиньи муж? Как его дочку зовут? Не Подрада?

— Застудой её зовут, — сказал Стёпка, догадываясь почему она спрашивает. — Ещё у них там Збугнята есть и младшая, Заглада, маленькая совсем, кругленькая такая, смешливая.

Хозяйка улыбнулась.

— Верно. Ты уж прости, время нынче неспокойное, не всякому сразу поверишь. Тебя Стеславом зовут?

— Да.

— А меня можешь тёткой Зарёной называть. Одеться сам сумеешь?

— Сумею, — быстро сказал Стёпка.

— Ну, одевайся. А потом я тебя покормлю. Силы тебе набирать нужно, исхудал до костей. И отвар не забудь. В последний раз выпей. Его тоже много нельзя, а то живот скрутит. Коли до ветру надо, на двор пока не ходи, слаб ты ещё. Корчажкой пока обойдись, в углу стоит.

Она легко поднялась и вышла, увлекая за собой дочь. Дверь за ними закрылась.

Стёпка скривился, понюхал отвар (ну и гадость!), через силу выпил и несколько минут сидел, сдерживая рвотные позывы. Едва удержался.

Потом выбрался из-под одеяла, сходил по-быстрому до корчажки (обычный ночной горшок с деревянной крышкой), торопливо оделся и обулся: дверь-то не заперта, вдруг кто заглянет. Одежда вся оказалась выстиранной и тоже приятно пахла какими-то травами. Спохватившись, проверил карманы, всё ли на месте, и самому стало стыдно: неужели хозяйка унизилась бы до того, чтобы воровать у больного отрока, которого сама же и лечила? А вот язва Боява, на что угодно можно поспорить, точно не удержалась и сунула свой любопытный нос, куда не следует. Да и ладно. Он ведь не шпион, скрывать ему нечего.

На кухне Боява ловко нарезала круглый ржаной хлеб большими кусками. На широком до желта выскобленном столе уже дымились щи в глиняной тарелке. Тётка Зарёна выложила из чугунка большой кусок мяса с аппетитно торчащей косточкой.

— Садись, Стеслав, угощайся. Тебе сейчас надо много есть.

При виде еды Стёпка сразу ощутил дикий голод. Шутка ли — три дня на одном противном отваре! Однако сразу за стол не полез.

— Мне бы руки сполоснуть.

— Боява, полей гостю.

Девчонка отвела его в соседнюю комнатку, полила на руки из кувшина, не удержалась, брякнула:

— А я уж решила, что ты рук сроду не мыл. Чёрные были, словно ты ими по всему Усть-Лишаю грязь придорожную собирал. Мамка отваром травяным едва оттёрла.

— Мне у магов в тюрьме умываться некогда было. Да и негде.

— Не умаялся ещё про магов своих болтать? — рассердилась Боява. — Вон как сон-трава голову тебе своротила — по сию пору заговариваешься.

— Не хочешь — не верь, — пожал плечами Стёпка. — Я с тобой спорить не собираюсь.

— Вот и не спорь, — девчонка отобрала у него полотенце, по-свойски ухватила за руку, потащила за собой. — Пошли уж за стол, пока щи не простыли.

Хозяйка, сама не ела, управлялась по хозяйству, что-то крошила, что-то заваривала, всё у неё получалось ловко и без лишней суеты. Боява сидела напротив, нахально разглядывая жующего Степана. В другое время он бы смущался, но сейчас ему было всё равно. Пусть смотрит. А если думает, что у него под её пристальным взглядом кусок поперёк горла встанет, то она крупно ошибается. Съем всё и добавки попросить не постесняюсь.

— И куда же ты теперь от нас подашься, Стеслав? — спросила наконец девчонка. — Что делать будешь?