Юрий Ишбулатов - Пепельная столица

— Не драматизируй. Твой жизненный путь можно назвать непростым только со значительной натяжкой. Можешь представить, какое недоумение вызовут твои причитания у жертв Саантирской расовой чистки. — Отмахнулся тоннельник, жадно впитываю обиду, которой сочились глаза девушки и напрягшаяся, закрытая поза.

— Сложности и утраты могли наставить тебя на альтруистическую стезю. За эгоистичную трактовку жизненных уроков ты можешь винить лишь свою натуру, которая изначально содержала гнилое ядро. — Неспешно продолжил Нуаркх и уничижительно указал на грудь женщины когтистым пальцем.

— Зачем я вообще пришла к тебе?! — Воскликнула Лантри, сжала кулаки и резко взметнулась с кресла.

— Не знаю. А чего ты ожидала? Оскорбления — последняя отрада, которую не отняли у меня когти племянника Ио. — Беззаботно отозвался Нуаркх, кашель снова затряс истерзанное тело. Затем он попытался резко вкинуть целую руку и остановил бледную.

— Погоди, довольно язвительности. Я действительно могу поделиться тем, что видел. Карлик! Кантара просил меня передать тебе пару слов. — Прощелкал тоннельник спокойным тоном, Лантрисс с настороженностью и подозрением уставилась на него, но вновь опустилась на свое кресло.

— Ты не заслужила его славы. — Прощелкал Нуаркх, пристально наблюдая, как заинтересованность бледной вновь меняется раздражением, и она громко шипит сквозь стиснутые зубы.

— От тебя нельзя дождаться ничего, кроме издевательств! — Выпалила девушка, впиваясь в подлокотники кресла.

— Но это правда! Ты пыталась разгадать шифр, основываясь на неверных постулатах. Создатели не воевали за простор, подобно обычным Лим'нейвен, они питались друг другом. Яроокий просил передать тебе: «Ты слишком сильно полагалась на авторитет Калрингера и несовершенное Хинаринское мировоззрение». — Неторопливо процитировал Нуаркх. — Видишь? Злословием я лишь пытался уберечь тебя от жестокой действительности.

— Ты мне омерзителен. — Прыснула девушка желчью и поспешила к кожаному пологу, который отмечал границу комнаты.

— Каждый ищет развлечение по искре, Лантри. Не все находят удовлетворение в жертвовании друзьями на пути к… умеренной известности и достатку. — Прощелкал Нуаркх вслед, вытягивая из Лантри смесь рычания и визга.

— Хочет казаться очерствевшей и опытной, а на деле еще дитя. — Подытожил тоннельник. Следующие несколько минут он упорно мешал смеху перерасти в новый приступ болезненного кашля, но потерпел неудачу.

Кольцо Урба задело растущий миазм Перекрестка за тридцать циклов до начала 4 эры, которая помпезно обозначила прикосновение к Перекрестку тщеславного Хинарина. Стены Цикломера пестрели силуэтами других Создателей, которые «отделили от себя Карлика». Изображения манили тоннельников обещаниями нового безопасного дома и вынуждали их отправиться бороздить извивающиеся улицы забытого города. Большинство смельчаков заблудилось в серо-синем лабиринте, где верх бессистемно сменяет низ, земля закручивается, словно свернутое покрывало, а расстояние и время — бессмысленные слова. Некоторые вернулись, чтобы рассказать про бесконечные дороги в никуда, и перекошенные жилища, испещрённые бесформенными провалами пустых нор. Нагромождение гранитных опухолей, заменявшее внутреннее убранство покинутых построек, вызывало ощущение болезненности и искаженности, ровно как созерцание аморфной луны или само нахождение на Перекрестке.

Королева Нирмфрит, получившая позднее прозвище Треснувшая Слеза, оказалась удачливее других и вывела племя к скале, чей закручивающийся пик нависал над неспокойным полотном оставленного города. Многие циклы спустя сутулый исполин превратился в Башню Забытого Города и перестал пригибаться под ударами Перекрестка. Тогда Нирмфрит уже осознавала, что лишилась плодородия и причин возвращаться назад. Жажда найти новый смысл для длинной жизни, вынудил Лим'нейвен принять титул Архонта и собственной кровью привязать Башню к Урбу.

Тогда тоннельники винили в бесплодии долгое пребывание на Перекрестке и не подозревали о том, что сам Урб проклинает беглецов. Башня продолжала разрастаться, в основном силами изгнанников. Начало четвертой эры принесло неспокойное звучание прелюдии к шестой войне Верха и Низа. На Перекресток устремились еще и Хинаринцы, которые не хотели быть участниками обострения бесконечной вражды. Среди них были Лим'нейвен, глаза которых постепенно привыкли к хаотичному плетению Перекрестка и разглядели мерцающую громаду Башни. Хинаринские ткачи проявили крайне оживленный интерес к Слезам Урба и положили начало робким отношениям между парой Миров.

Когда ненависть между бледными и пепельными иссякла, сменившись горечью и тоской, Хинаринцы начали гораздо активнее исследовать Перекресток и попросили тоннельников создать Ядро их собственной Башни. Многочисленные караваны и дирижабли принялись курсировать между Мирами, неизбежно привлекая внимание небесных пиратов и змеев Урба. Появилась острая необходимость в силе, которая навела бы порядок там, куда не дотягивалась рука Хинаринских властей. Нишу заняли бывшие солдаты, которых шестая война заставила разочароваться в армии и идеалах родных государств. Их идеи о единстве и свободной силе вне правительства нашли дорогу в сердца некоторых тоннельников и даже горстки Змеев Урба. Пестрая шайка наемников быстро набирала влияние, богатства и мощь, расправляясь с бандитами и действуя там, где вмешательство Хинаринской торговой компании могло лишь усугубить конфликт. Вскоре они заручились поддержкой многих Десниц и Аллод'Ан'Хааф , а знамя с тремя копьями узнавали почти все. Не успело забиться сердце Хинаринской башни, как Перекресток дотянулся до Арга и Сина. Это положило началу эпохе открытий, великих исследователей и путешественников. Бурные годы прославили имена Ренмайера Калрингера, Орека Каламита и многих других первооткрывателей. Наемники добавили еще два копья на герб, а город у подножья Башни Перекрестка ожил.

Острая боль в груди, неуклонно следовавшая за малейшими движениями, еще долго не позволит Нуаркху ходить самостоятельно. На Урбе это, почти наверняка, закончилось бы встречей со Стеной или влажными малярами Змеев. Перекресток был снисходителен к старому знакомому, а потому позволил ему блаженно развалиться в кресле-каталке и наблюдать за пестрой, оживленной панорамой, которая неспешно плыла вокруг. Тоннельник часто закрывал глаз и медленно вдыхал воздух, наполненный густым запахом скалогорбов. Он вслушивался в речь, звучавшую на всех известных наречьях, а также в регулярный звон стальных пяток Хенши, который молча толкал кресло и волочил объемный багаж.