Вячеслав Распопов - Фаворит богини

— Кхм-хм… — мое тихое покашливание, заставило Дионисия ощутимо вздрогнуть и тут же застыть ледяной скульптурой. — Доброго вечера вам, отче!

От шока отче отошел довольно быстро. Плавно встав с колен (а ведь он не такой старец, за которого себя выдает), как ни в чем не бывало отряхнул коленки, поставил лампу на стол и поинтересовался.

— Что с Агапитом? Он жив?!

— Да что с таким бугаем станется?! Получил по морде, и пока был в отключке, я угостил его хорошим снотворным, чтоб не мешал нашей беседе. Завтра утром проснется как новенький, если не считать пару синяков, конечно…

— Ты?! Агапита! — Впервые в голосе священника прозвучали эмоции. — Да он одним ударом руки сбивает боевого коня с копыт!

— Ну, значит ты, отче, уже имеешь представление, на что способен я…

— Хорошо, говори скорей, зачем пришел. У меня сегодня был тяжелый день, а завтра воскресение — паства за паствой — мне надо отдыхать.

На самом деле, накрученного мной монаха, жгло желание как можно быстрее проверить захоронку со свитками и убедиться в их сохранности.

— Я настроен на долгий разговор — а то, о чем ты так беспокоишься — надеюсь, в целости и сохранности. Я уже догадался что в углу у тебя тайник, так что спокойно можешь проверить свои свитки, я подожду.

— Да как тыы?! Да ты диавол!

— То, что диавол не превратился в пепел в соборе, и тем более в хранилище святынь, тебя, монах, не смущает? Да и помнится, когда Ефимий предвидел некоторые события, никто не называл его приспешником Сатаны — напротив, вы считали, что это божий дар.

— Хорошо, я оценил твои умения и твой ум. Ты заслужил мое внимание, говори, зачем пришел.

Переход от крайней растерянности к клокочущей ярости, а затем к полному спокойствию, занял не более трех секунд — наш человек, значит, я точно по адресу. Решив, что кашу маслом не испорчу, молча, выложил на стол перед священником золоченый крест, украшенный жемчугом. Вздернутые брови священника не смогли скрыть его удивления.

— Ты еще и вор!.. А ведь ты сразу показался мне подозрительным, и я следил за тобой — и точно помню, как забрал у тебя крест… — на несколько секунд старец ушел в себя, видимо, припоминая нашу предыдущую встречу. После чего с подозрением добавил. — Больше из ризницы ничего не умыкнул? А то знаю я вас….

— Воры добровольно краденое не отдают. Да и не приходилось мне раньше брать чужое без спроса, разве что с боя, но что с боя взято — то свято. — улыбнулся я в ответ на недоверчивый взгляд, и сразу стер улыбку. — Я хочу освободить Зою — бывшую императрицу — из плена, и если я этого не сделаю в ближайшее время, то ее отравят. Ну а далее, если повезет, вернуть ее на трон. А ты мне нужен, чтобы выйти на патриарха Николая — по моим сведениям, он знает, где она сейчас находится.

— Какая в том тебе корысть, чужестранец? — сказано это было почти безразличным тоном и с ноткой разочарования, но крепко сжатые кулаки отражали истинные эмоции. — И чем тебе может помочь скромный ключарь?

— Я действительно чужестранец, и настолько далекий, что ты себе не представляешь. И самое интересное, что корысти моей здесь нет — есть только долг. Я….

— Не лги мне, молокосос! — маска безразличия спала с монаха, и эти слова он почти выплюнул. — Ты готов сложить свою голову на плахе, не имея корысти, руководствуясь только долгом?

— Так и есть. Ты видел, на что я способен, и должен понимать, что затруднений в деньгах я не испытываю. А власти себе я взял и так с избытком, и она уже существенно ограничивает мою свободу. — далее я понизил градус тона на десяток делений, и продолжил. — Это ты, святоша, сейчас рассчитываешь свою корысть. Ты ведь ушел с софийской кафедры в монастырь не для укрепления духа, а потому что понимал — задержись ты там, и тебя бы выволокли с нее за бороду, как и твоего наставника. И сидел ты в своем монастыре долгие пять лет, каждый день ожидая, что вот-вот Ефимий снова станет патриархом, и ты вернешься на кафедру уже викарием. Но твой наставник умер, ждать больше было нечего, и ты вернулся в собор. Мистик тебя принял, потому что понимал — врагов лучше держать под присмотром. А ты принял ту должность, на которую он тебя определил, ожидая чуда — о котором, видимо, написал твой учитель в своих свитках. Так что, ключарь, если ты не поможешь мне спасти Зою — так и останешься до смерти ключарем. Пойми простую вещь, старец — пока ты ждешь, когда придет твое время — твое время уходит.

Мой монолог остался без комментариев — священник просто молча рассматривал крест в своей ладони, а потом как ни в чем не бывало, поинтересовался.

— Могу ли я узнать, что за долг вы, юноша, отдаете, подвергая себя столь серьезной опасности?

Неплохой, в принципе, прогресс получается — одна фраза, и я из молокососа становлюсь юношей…

— У меня, как и у тебя, есть свои духовные ценности — я не фанатик этих принципов, но стараюсь им следовать из соображений высшей справедливости. Иначе такие понятия как истина, закон и справедливость, теряют свою духовную привязку — веру в бога. Один умный человек сказал — «мы в ответе за тех, кого приручили» Другой, не менее умный, сказал — «мы в ответе за тех, кого спасли от смерти». Я спас от неминуемой смерти девочку, сироту, и согласно своим принципам, я взял ее жизнь под полную свою опеку. Вот ей, а не мне, нужна живая Углеокая — но только в качестве Императрицы. Эта девочка сейчас рядом, и что непонятно — она разъяснит. Марго!

Наверное, клирик в своем воображении как-то иначе представлял себе девочку-сироту. Потому что когда появилась рыжая, ключарь реально на несколько секунд забыл, как дышать. А когда вспомнил — вдохнул лишнего и надсадно закашлялся. Еще продолжая покашливать, указал даме на стул, стоящий у стола, сам же остался стоять. Марго не стала церемониться и принимая эффектную позу — вольготно, нога на ногу, расположилась на стуле. Давая себя хорошенько рассмотреть, перекинула всю гриву волос на левое плечо. Чуть окинула голову назад, открывая свою лебединую шею и золотую серьгу внушительных размеров, усыпанную самоцветами. Ну и конечно, кисти рук с унизанными десятком перстней пальцами, оказались на виду. Оторвав наконец взгляд от принцессы, Дионисий повернулся ко мне.

— Твоя сирота хоть сострадания и жалости не вызывает. — при этом посмотрел на свой скромный перстень, украшенный мутноватым аквамарином или топазом водянисто-голубого цвета. — Но, думаю, отказать ей в каких либо желаниях практически невозможно. Да и спасать от смерти такую сироту, я думаю, бросились бы даже самые робкие мужи.

Однако быстро адаптируется к ситуации ключарь. Понятно, что его речь была с подначкой — он даже не скрывал при этом хитринку в глазах и добродушную улыбку. Я ему подыграл. На его замечание лишь обреченно развел руками. Но тут слово взяла принцесса.