Павел Кошовец - Три удара колокола [СИ]

В какой-то момент Визил обернулся и… ужаснулся. В этом замкнутом, очень ограниченном пространстве проходил бой. Егеря с трудом отбивались, оттесняемые к поворотному механизму. Своих соратников гвардеец мог различить по иссеченным сюрко и доспехам, в отличие чуть ли не сверкающих лат пехотинцев. Вон разве что здоровяк ДиОдори, не уступающий ни ростом, ни силой… В следующий удар сердца сразу два копья упёрлись в грудь сержант-егеря (именно наткнулись, а не ударили!) и потащили того назад, а вслед за двумя солдатами в помещение проникли ещё двое…

Неожиданно ДиОдори, уронив меч, с громогласным рыком схватился за древка и, упираясь в лезвия, чуть ли не нанизывающие его, стал… выдавливать врагов в проход… Гвардеец уже собрался спрыгнуть на помощь, когда появился знакомый силуэт, и равновесие на краткий удар сердца было восстановлено.

На очень краткий, следует признать, ибо всё вскоре смешалось в какой-то страшной и безумной свалке. Атрий пал с разрубленным черепом, сам Визил какое-то время оглушённый валялся на каменном полу, но, очнувшись, увидел, как другой смертельно раненый егерь, лёжа в двух шагах от него продолжает бить кинжалом в появляющихся недалеко тяжёлых пехотинцев, пока кто-то в гневе двумя жестокими ударами не отрубил кисть и голову…

Пришло время умирать, — подумал он как-то отстранённо и равнодушно, пошевелил правой рукой — работает. Рукоять меча ещё в кулаке. А вот левая не слушается. И ноги какие-то бесчувственные, что ли… Вообще вся нижняя часть тела находилась словно в тумане. Но времени разбираться с этим несущественным на данный момент фактом, не было, и он напряг стремительно убывающие силы, с какой только мог силой ткнул в ногу, чуть выше сапога пробегающего мимо пехотинца…

Её постепенно затапливала безнадёжность. Нет, она не опустила руки, но и поднимать их стало так непереносимо тяжело. Ещё до конца не отойдя от поединка с предателем, вследствие которого она едва не рассталась с жизнью, в бою с пехотинцами Шакли она умудрилась пропустить увесистый удар в голову, от которого на краткое время потеряла сознание, чем не замедлили воспользоваться её товарищи, отнесся неугомонную принцессу от линии столкновения (от греха подальше). Но Лидия, едва очнувшись, не пожелала отлёживаться и снова ввязалась в сечу, из которой её вновь в бессознательном состоянии вскоре вынесли женщины в кровавых передниках. Пришлось разрезать ремни и снимать боковую пластину, чтобы добраться до раны, слава Единому поверхностной и не очень тяжёлой — не считать же огромный синяк в две ладони и треснувшее ребро чем-то непоправимым? Разум отказывался адекватно воспринимать действия, но тело продолжало рефлекторно двигаться навстречу опасности, заставляя пытаться изображать улыбку всем тем, кто не бросил её в трудную минуту, выталкивая сухие-сухие, будто прокалённые пустынным солнцем слова подбадривания, словно в них был смысл…

В какой-то момент ей показалось, что ещё чуть-чуть, и их разорвут в клочья. На ногах едва держались несгибаемые наёмники и АлФарриял — эмир не покинул поле боя, лишившись трёх пальцев и получив неглубокую, но очень неприятную рану в грудь — удар был столь силён, что судиматец отлетел назад на несколько локтей. Все подумали, что ему конец, но живучий восточник, кашлянув, попытался встать, да торчащая пика, лезвие которой таки одолело кирасу и кольчугу, мало того, что причиняло мужчине неимоверную боль, так и мешало встать. Тётя Тили, выполнявшая роль последней линии обороны, с невероятным и выглядящим очень угрожающе оружием: огромной сковородой на длинной ручке и топором для рубки мяса, которые она каким-то образом (на всякий случай) загрузила в повозку, и которыми периодически охаживала прорывающихся пехотинцев врага, вовремя оказавшаяся возле эмира, одним лёгким движением выдернула пятилоктевую пику. Берджир, сидя, затолкал в дыру в доспехах кусок ткани, перемотал шёлковым шейным платком изуродованную руку, зубами затянул узел, взял в левую руку саблю, поднялся, используя её, как опоруу и двинулся к линии обороны, так глянув на бросившуюся к нему Матильду, что та поспешно ретировалась.

Амазонки тоже почти поголовно лежали в центре их круга — девушки под руководством графини, как заведённые продолжали свою работу по оттаскиванию живых и мёртвых. Лидия боялась даже представить, сколько там живых, а видя осунувшиеся почерневшие лица добровольных сестёр милосердия, только горько вздыхала — лишать их, как бы это сказать, «занятия» она не имела права. А вскоре наблюдала, как одна из безымянных служанок графини, та, что помоложе, пытаясь вытащить упавшего Фиори, не заметила (или вообще на них не обращала внимания) вражеского солдата, выросшего за плечом, и одним красивым движением меча с последующей тёмно-алой струёй, распавшейся на множество капелек, раскроил ей незащищённую ни шлемом, ни кольчугой голову до самой груди…

Один эльф выглядел более-менее не пострадавшим то ли благодаря присущим высокорождённым ловкости, то ли опыту, ибо несмотря на внешний вид по человеческим меркам молодого мужчины, ему могло быть и действительно тридцать, и триста, и вся тысяча. Но наёмник не потерял головы, умудряясь появляться в самых опасных местах и без лишней экспрессии и суеты, присущей людям в азарте боя, выкрикивающим всё, что придёт в голову, хладнокровно ввинчивался в схватку, скупыми и экономными ударами возвращая шаткое равновесие для защитников. Как он успевал оценивать обстановку, Лидия не представляла, ибо в кровавом окружающем хаосе лично она видела лишь на два-три локтя вперёд.

Мелькнула отстранённая мысль о напарнике эльфа, светловолосом заносчивом наёмнике. Где он? Загнулся где-то во дворце случайно (хотя подобные случайности как-то с ним не ассоциировались) или трусливо сбежал? Последнее, впрочем, тоже вряд ли соответствовало истине, ибо тот пройдоха трусом уж точно не был… Вяло копошащиеся мысли завершились мысленным же вздохом — просто тот насмешник очень бы им тут не помешал, потому как в тандеме эльф — человек, именно смертный показался ей более сильным бойцом…

Она собралась было уже просто упасть — удерживаемая одной силой воли апатия, в которую постепенно трансформировались бесконечная усталость и растущий червячок ужаса от их положения, собиралась прорвать плотину и благотворно вгрызться в бесчувственное тело, когда боров Шакли, дай ему Единый, здоровья, вдруг отозвал своих псов, тоже следует заметить, изрядно потрёпанных. Хотя кто скажи ей раньше, даже наставница, что лежала сейчас без признаков жизни где-то возле кареты, что горстка людей может так долго противостоять тяжёлой пехоте, она бы не поверила…