Павел Кошовец - Три удара колокола [СИ]

А там, снаружи, разворачивалась драма: с разных сторон на «грифонов» набросились стражники. Лучники с караульными парами были вскоре выбиты арбалетными залпами и вынырнувшими со стороны гвардейских казарм всадниками. И началось избиение. Лёгкие пехотинцы из состава охраны ворот, частично зажатые и посеченные у стены щитоносцами и пикинерами бросили оружие и сдались, а латники, став спина к спине, окружённые лесом копий, стояли до конца, хотя противник, накативший двумя волнами и заплативший за это обильной кровью, отошёл на безопасное расстояние, а за дело взялись арбалетчики и лучники.

— Раз они против тех, кто пошёл против законного короля, может нам они друзья? — послышался взволнованный голос Гилэри.

Тамара промолчала — идея выходить к этим… «голубям», только что истребивших энное количество таких же, как и они агробарцев, пусть и врагов, всё равно как-то не привлекала. Что-то очень уж странное происходило сейчас вокруг дворца.

— Думаю, не стоит, — донёсся тихий голос Брады, и девушка оглянулась — оказывается, вернулась группка, ходившая на разведку. Ага, вернулись все кроме Сетра.

— Смотрите слева, под второй от ворот башней. Никого не узнаёте?

Тамара прищурилась. Огня не хватало для виденья полной картины, но там горело несколько настенных факелов. Под руководством какого-то офицера солдаты — победители оттягивали мёртвых под внешнюю стену. Какие ещё знакомые среди городской стражи? — удивилась Тамара., невольно поморщившись — неудачно коснулась бедром камней. И тут командир в фиолетовом плаще повернулся в профиль, попал наконец-то в свет факела… мелькнула щека со знакомым чернеющим шрамом… Вот же дракон!

— Ну и живучий, гад! — прозвучал слева удивлённый и немного разочарованный голос Лири.

— Обратите внимание на его принадлежность.

— Ага, сменил шкуру «грифона» на голубиные пёрышки, змея подколодная.

— Оборотень какой-то.

— Сдаётся мне, что мы наблюдаем величайший обман, в котором наша роль пока — наблюдение.

— При обманах такого масштаба легко переметнуться на сторону мёртвых.

— Может, под шумок попытаемся…

— Что? Стать невидимками? Пока не успокоятся, дёргаться нельзя…

— Во дворце, небось, тоже происходит?

— Не каркай, драконица безголовая!

— А я что… Только не говорите, что вам жалко этих «грифонов»…

— Жалко — не жалко, а умирают агробарцы. В то время, как на границе бесчинствуют шалюры.

Как-то постепенно стих возбуждённый гомон. Все, кто мог приникнуть к окошкам, продолжали таращиться на размеренные действия новых хозяев, но обострился сейчас именно слух.

— Выходит, кто-то воспользовался моментом? — робко прозвучал девичий голос.

— Воспользовался… — словно эхо, вздохнула Брада. — А может, и организовал.

Несколько ударов сердца стояла гнетущая тишина, которую нарушил всхрапнувший Лири — он, не разбирая дороги, шёл от бойницы и зло оттолкнул стул, скамья отлетела от удара ноги, размашисто пересёк помещение, левым кулаком саданул по непонятному комоду, пробив два перекрытия, отчего рука ушла внутрь по локоть, и наконец-то успокоился.

— Что хочу сказать, — обратила внимание Брада спокойным голосом, будто только что не наблюдала за гневной вспышкой наёмника. — Не знаю, в курсе ли стража о том, что мы здесь, или нет, но, думаю, отсюда нужно убраться и замести следы…

— Но как?! — негодующе воскликнула Тамара, указывая на мёртвых подруг.

— Мы их спрячем здесь. Не думаю, что они обидятся на нас. Дыру в стене завесим и завалим разным барахлом. Это всё временно. До утра точно всё решится.

Она отошла от окошка, и её тёмная крупная фигура превратилась в чёрный силуэт.

— Давайте поторопимся, пока какой-нибудь не в меру ретивый, хозяйственный солдат не пожелал обжить эту удобную пристройку. Думаю, в старой кузне у нас больше шансов не привлечь внимания.

Они перехватили парня прямо в коридоре. На вполне резонный вопрос Ройчи, что он делает в отдалении от их группы (и не шпион ли он часом бунтовщиков и мертвителей законного короля?) возбуждённый и вырывающийся юный благородный, поначалу вообще их игнорировавший (мол, наёмники — пыль под ногами знатных дворян), стал требовать принцессу Лидию — будущую королеву ему, видите ли, подавайте! В этом месте Листочек, находившийся и так не в лучшем расположении духа, испытал просто невероятное желание отпустить юному шестнадцатилетнему хаму хорошую затрещину, но вовремя увидел в глазах товарища затаённое удовольствие от происходящего — тот в который раз, пусть даже косвенным образом, пусть даже в такой сложной обстановке насмехался над высокорождённым. Но тут подвела его человеческая слабость — эльф в темноте видел на порядок лучше человека и не собирался давать тому очередной повод для шуток таким несерьёзным срывом. В конце концов, веселящийся человек якобы проникся серьёзностью происходящего и после весьма неприятных оплеух, которых не смог себя лишить, наконец-то соизволил выслушать осознавшего всю сложность своего положения чуть ли не хныкающего юнца.

Причина оказалась до банальности проста. Сладкая парочка родственников (в этом деле, как выяснилось, фигурировал ещё один персонаж — пожилой дворянин, оказавшийся таки на деле отцом парня) уединилась по вполне прозаической причине: они намеревались перепрятать ценности, случайно набранные в карманы в разорённых впопыхах покоях дворца, а после не очень удачно брошенные в одном из закутков при бегстве накануне пленения… А после как раз объявилась наследная принцесса с небольшим, но весьма воинственным отрядом и освободила их. В общем, выпала оказия довершить начатое — грех было оставлять пусть не заоблачных красот ценности и вещицы для бандитов, захвативших дворец…

Ройчи немедленно приказал показать оное. Это оказались вполне симпатичные женские украшения от серёжек, колец и браслетов до диадемы и ожерелья. Но было это всего лишь серебро, а не золото, и Листочек в очередной раз потерял дар речи от человеческой алчности и мелочности… И это дворяне, пусть и не бог весть какой знатности, но — считается — как бы лучшие люди королевства! В то время, когда гибнет их король и цвет двора, эти подобно крысам — клептоманкам, этаким ходящим по земле сорокам, падким на блестящее, тащат в нору потерявшее хозяев добро. И при этом рассказывают о собственной исключительности. Эх вы, люди, где же ваша гордость?

Листочек испытал сильнейшее огорчение и разочарование по поводу людей. Так уж сошлись звёзды, что именно сейчас его чувствительной душе казалось, что она потеряла нечто невосполнимое, причём, как ни странно, это касалось всего человечества в целом. При этом эльф как-то упустил из виду, что один яркий, отнюдь не потерянный, а очень даже найденный им (по аналогии с пиратским кладом) представитель слабой на испытания расы, именно сейчас находился рядом. И тут же Ройчи поспешил напомнить о себе хлопком по спине, вышибившем от неожиданности из груди эльфа дыхание и нарушившем таким образом псевдоочарование грядущего уныния и меланхолии.