Павел Кошовец - Три удара колокола [СИ]

— Оли, а кто это вообще такие, — кивнула в сторону наёмников… С ними, кстати, была и Руфия.

Лидия ощутила раздражение — страшно представить, что могла услышать её сестра. Она очень сомневалась в их сдержанности, особенно мужчины (да и эльф, зная слабость высокорождённых на человеческих женщин, тоже не выглядел сильно благонадёжным), и, пожалуй, не удивится, когда маленькая Руфия вместо очередного философа или поэта процитирует трёхэтажного зубастого дракона, от которого и у «ночных» может случиться заикание.

Тут она улыбнулась пришедшей на ум мысли, пусть и не до смеху, конечно же… Тем не менее, губы расползлись непроизвольно. Нервное, наверное. Она постаралась взять себя в руки — в конце концов, несмотря на все гадости, которые можно услышать от невольных попутчиков, следует отдать им должное: рядом с ними безопаснее всего.

— Понятия не имею, — между тем беспечно ответила Оливия, и изогнула вопросительно тонкую бровь, таким образом реагируя на несоответствующую моменту мимику принцессы. — Эльф как-то ниоткуда, но очень вовремя объявился — ну я же тебе уже рассказывала. А второй… чуть позже появился, — она нахмурилась, ибо эпизод от появления Листочка до бегства из покоев Руфии был для неё как в тумане из-за… в общем, по объективным причинам, поэтому с полной уверенностью утверждать, что происходило и когда, она не могла. — С тобой всё в порядке? — уточнила озабоченно, садясь ровно и приближая своё лицо, которое в свете чадящего факела приобрело совсем уж фантастический синюшно-серый оттенок.

Лидия, желавшая на неуместный риторический вопрос ответить резкостью, от такой картины только негромко всхлипнула и прикрыла лицо ладонями, пытаясь сдержать рвущийся прямо из груди истерический смех. Да, в таком виде Оли особенно легко искушать какую-нибудь нежить, а не любого мужчину, который наверняка будет шарахаться от неё, как от привидения. И ещё одна мысль пришла в голову: любую красоту или иное жизнеутверждающее понятие можно так испачкать в дерьме, что за внешней грязью и соответствующим запахом сложно будет что-либо рассмотреть.

— Конечно нет! — глухо ответила, отчаянным усилием поборов рвущегося наружу дракона. — Какой тут порядок? — с лёгким и неожиданным для подруги наездом произнесла, но тут же одёрнула себя, ибо Оливия ни в чём не была виновата, и натерпелась не меньше, чем она или кто-либо вообще в их отряде. Кроме разве тех же отмороженных наёмников, для которых кажется — создаётся во всяком случае такое впечатление — что прогулка по охваченному мятежом дворцу ничуть не сложнее, чем необременительная работа поршня указательным пальцем в носовых каналах — ну, чуть испачкался ноготь, но это легко исправить, проведя им по обивке мягкого дивана или нежно-розовой тюли, выполняющей декоративную роль.

Лидия поразилась грубости своих мыслей. Даже наставница Брада, несмотря на все свои «яйца» и «ягодицы», пожалуй бы, напряглась и расстроилась. Как-то, будучи девчонкой, она, копируя учителя по силовым дисциплинам — именно тогда она прониклась таким явлением, как «сильная и самостоятельная женщина» — стала использовать помимо всего прочего и плоско-солдафонский юмор. Но Брада вовремя заметила этот перекос и в свойственной ей манере резко и беспощадно его пресекла: когда за любое кривое слово тебя преследует штраф в виде дополнительного круга бегом или иного физического упражнения, то поневоле проще спрятать язык за зубами, нежели в конце концов волочить его чуть ли не по полу. Поэтому в этом направлении она тщательно фильтровала речь. Не без крепкого словца в жизни, естественно, особенно на той стезе, что на себе избрала, тем не менее, к грубостям, как стилю поведения и общения, она относилась плохо. Но раз её завернуло в эту сторону, то стоит задуматься и что-то изменить, дабы не усугублять картину позора. Даже на краю пропасти она не имеет права уподобляться людям, по своей природе и отсутствию воспитания ведущих себя, как вырвавшиеся на унавоженное поле свиньи.

— Ладно, извини, Оли, — она убрала руки от лица. — О чём это я?

— Ты у меня спрашиваешь? Ты, конечно, прости, тебе тяжело, и всё такое, но если что-то тебя беспокоит… — она, запнувшись, многозначительно повела вокруг рукой, — не в плане нашего общего положения, а вот здесь, — коснулась груди в районе сердца, — если тяжело на душе, то лучше поведай мне, не держи в себе, — она смотрела взволновано и серьёзно. И это недавняя вертихвостка, у которой вообще такое понятие, как «серьёзность» отсутствовало напрочь. Это могло быть состояние задумчивости, отрешённости, внимательности в конце концов, но никак не заявленное выше. — Поверь, от этого мы все только выиграем. А не только ты.

— Спасибо за заботу. Но, Оли, мне есть кому исповедоваться, — с мягкой иронией произнесла Лидия. Она уже взяла себя в руки, и её мысленные метания и переживания перестали главенствовать, уступая место рассудку. Глядя, словно впервые на подругу, она ласково потрепала её по щеке.

Оливия глубоко вздохнула и сделал вид, что успокоилась, но всё равно обиженно буркнула, отворачиваясь и снова устраиваясь полулёжа:

— Могла бы и поделиться, что тебя так взволновало и рассмешило. Надеюсь, не наш гипотетический выход из дворца.

Они уже обсудили свой дальнейший маршрут, и сейчас, спешно уйдя из места своей последней остановки и изрядно проплутав по узким заброшенным лазам и коридорам дворца, старательно избегая благодаря разведке восточников нечастую гребёнку патрулей и караулов захватчиков, сейчас отдыхали в безлюдном помещении королевского архива и по совместительству библиотеки — не той, общедоступной, содержащей необходимый цивилизованной стране перечень книг и фолиантов, а нечто более ценное и хрупкое, что было спрятано от алчных взглядов и жадных рук.

Старик архивариус, шаркая, вышел из своей каморки, невозмутимо оценил пришествие гостей, не спеша, но с достоинством поклонился принцессам, стоя таким образом, чтобы скрыть темнеющий на пергаментной коже под левым глазом синяк. Всё ясно — он уже проходил проверку на лояльность новой власти и наличие несметных сокровищ, и, видимо, не совсем удовлетворил интерес солдат, но и не вызвал особую у них опаску, что и не мудрено. А судя о отсутствию хотя бы минимального поста, книжная пыль и безмолвные стеллажи с разновеликими томиками и свитками отпугнули вояк — много ли надо героизма, чтобы прирезать книгу? Или намотать кишки буквам и давно ушедшим в историю авторам?

Руфия подбежала к старику, бережно придержала его за руку и тревожно поинтересовалась:

— Дядюшка Свай, они ничего вам не повредили?

Пожилой архивариус видно, что был растроган, но старался не подать виду, как какой-нибудь вышколенный дворецкий, хладнокровно сообщил о том, что, по его мнению, понесло урон.