Макс Фрай - Гнезда Химер

Дело в том, что в последние годы моя (только что, надо думать, завершившаяся) жизнь, к которой я так хотел вернуться, была не просто прекрасной. Она была по-настоящему удивительной, с большой-пребольшой буквы «У». Не хочу вдаваться в подробности, которые больше не имеют значения – если уж какая-то могущественная сволочь, приставленная записывать мои деяния в Книге Судеб, безжалостно залила эти главы густой черной тушью. Скажу только, что моя прежняя жизнь была переполнена невероятными чудесами, и я сам умел совершать некоторые из этих чудес. Уж не знаю, как мне это удавалось, но я обучался новым фокусам с легкостью, как цирковая обезьяна… Нужно было проверить, остались ли при мне хоть некоторые полезные навыки. И я проверил.

Случилось то, чего я боялся больше всего на свете. Боялся, поскольку в глубине души с самого начала знал, что именно так все и будет. Я обнаружил, что больше ничего не умею. Вообще ничегошеньки! Отныне я был совершенно безопасен для окружающих. И совершенно бесполезен. Легкомысленное могущество, доставшееся мне с удивительной легкостью, оставило меня, словно и не было ничего. «Великий и ужасный» сэр Макс закончился – я здорово подозревал, что навсегда.

«Бедный, бедный господин Таонкрахт, – с невольной усмешкой подумал я, – тоже мне вызвал „демона»! По всему выходит, что ты – не самый везучий парень в округе! А уж я – и подавно…»

Мне было по-настоящему паршиво, но я все-таки задремал, почти сразу же, словно спешил сменить причудливую реальность этого Мира, озаренного светом трех солнц, на хорошо знакомое, безопасное пространство сновидений.

Впрочем, меня тут же разбудил чей-то писклявый голосок. Отчаянно фальшивя, он пел какую-то дремучую колыбельную, способную усыпить разве что роту солдат после недельного марш-броска – просто потому, что эти ребята могут спать даже стоя на голове в оркестровой яме оперного театра во время репетиции.

– Заткнись! – сонно потребовал я.

В ответ раздалось тихое бульканье и отчаянный кашель: с перепугу певец подавился собственной слюной. Я разлепил глаза и увидел перед собой существо неопределенного пола в ярко-красном балахоне, украшенном пестрыми лентами, блестками и прочей прекрасной фигней, словно его костюм сооружала пятилетняя девчонка для своей любимой куклы. Явспомнил обещание Таонкрахта прислать ко мне какого-то таинственного «спокойноношного» и понял, что это он и есть.

– Убирайся отсюда, – буркнул я. – Убивать тебя, так и быть, не стану, но чтобы через секунду здесь было тихо.

Существо попятилось назад, простодушно хихикая. Я сонно отметил, что все обитатели этого места, кроме разве что самого Таонкрахта, почему-то все время ржут не по делу, и снова провалился в милосердную темноту сна без сновидений.

Когда я проснулся, было уже темно. До меня снова доносились какие-то странные звуки, но они, по счастию, не походили на давешнее фальшивое мяуканье. Скорее уж на вечернюю мантру какого-нибудь буддийского монаха: тихий, почти монотонный гул, не лишенный, впрочем, некоторой приятности. Это умиротворяло, я почувствовал себя если не счастливым, то по крайней мере совершенно спокойным. В данных обстоятельствах это было щедрым подарком судьбы. Поэтому я снова закрыл приоткрывшиеся было глаза, чтобы не дать удивительному настроению покинуть меня через эти распахнутые форточки.

Через несколько минут я окончательно понял, что спать мне больше не хочется, и решил взглянуть на источник звука, оказавшего на меня столь благотворное воздействие.

Красноватого света пламени в камине было достаточно, чтобы разглядеть человека, стоявшего в изголовье моей постели. Он оказался точной копией того войлочного «холмика», которого мой приятель Таонкрахт считал невидимкой. «Еще один соглядатай? – удивился я. – Или тот же самый? С какой, интересно, стати он решил помедитировать в моем присутствии? Проверяет, увижу ли я его на этот раз – так, что ли?..»

– Чего тебе надо, чудо природы? – добродушно спросил я.

Гул тут же прекратился, а «холмик» рухнул на пол как подкошенный. Несколько секунд я растерянно хлопал глазами. Потом покинул свое ложе и склонился над незнакомцем: мне пришло в голову, что он тоже считает меня «демоном», а поэтому вполне мог хлопнуться в обморок от страха, обнаружив, что я проснулся и теперь ему предстоит остаться наедине с этаким чудищем. Я довольно долго искал его пульс, но так ничего и не обнаружил. Зато заметил, что в одной руке бедняга сжимает какой-то странный предмет: темный, довольно толстый, причудливым образом загнутый прут из неведомого материала. Счастливый обладатель вещицы вцепился в нее мертвой хваткой. Я потрогал было диковину, но тут же отдернул руку: ощущение было не из приятных. Какая-то странная, неритмичная вибрация, слабая, но определенно раздражающая.

Отказавшись от дальнейших исследований в этой области, я принялся похлопывать его по щекам, потом осторожно потряс за плечи. Все было бесполезно. Через несколько минут до меня начало доходить, что дело куда хуже, чем я мог вообразить. Никакой это был не обморок, в моих объятиях остывал самый настоящий свеженький покойничек. Я ощутил холодок, ползущий по позвоночнику, а потом – не слишком интенсивную, но противную тошноту, как всегда, когда мне приходится встречаться со смертью.

– Ты что, умер? – беспомощно спросил я у неподвижного тела.

Ответа не последовало. А я почувствовал такую слабость, что был вынужден снова опуститься на кровать.

«Надо бы позвать Таонкрахта и сказать, что у нас тут труп, – вяло подумал я. – Но как его позвать-то? Телефонов у них вроде нет…» После этого глубокомысленного вывода я заснул. До сих пор не могу поверить, что оказался способен заснуть рядом с остывающим трупом таинственного незнакомца, но именно это я и сделал. Думаю, я просто никак не мог осознать, что все это происходит со мной на самом деле…

На рассвете меня разбудили истошные вопли, знакомые мне по вчерашнему утру. Я даже не стал выглядывать в окно: и так было ясно, что длинноносые общипанные павлины снова клюют свою черную кашу, размазанную по голой заднице какого-то бедняги. Я решил, что это не мои проблемы. Что касается проблем, их у меня и без того хватало.

Начать с того, что на ковре лежал давешний мертвец. Сие было досадно: я-то сперва решил, что эта бредовая история мне просто приснилась. Однако нет. Действительность настойчиво совала мне под нос давешние кошмары и требовала считать их явью. Измененная, прости господи, реальность…

Имелись и проблемы другого рода. Мой организм решил, что чудеса чудесами, но ему необходимо побывать в уборной. Вчера я находился в таком глубоком шоке, что мне так и не понадобилось посетить это замечательное место. А теперь у меня не было времени на поиски – хоть в штаны валяй! Я судорожно огляделся по сторонам и внезапно обнаружил огромный ночной горшок, который торжественно стоял чуть ли не в самом центре комнаты, как раз напротив окна.