et Jk Светлая - Primièra canso

Агас, ткавшая здесь же, в этой комнате, полотно, встала и подошла к ларцу с нитями. Вынув моток, она приблизилась к Ее Светлости и протянула его ей. Нити в мотке были изумрудно-зеленого оттенка.

– Вот, Ваша Светлость, – сказала она, склонившись.

Удивленно посмотрев на нитки в ее руках, Катрин перевела не менее удивленный взгляд на лицо своей служанки. За эти несколько месяцев герцогиня научилась различать ее настроение и теперь ясно видела, что Агас чем-то расстроена. И очень сильно.

– У тебя что-то случилось? – спросила Ее Светлость. – Неужели Жером тебя обидел?

– Да если бы, госпожа! – воскликнула Агас и шмыгнула носом. В глазах ее сразу заблестели слезы. – Жером меня любит. Жером в жизни не обидит меня.

Катрин тихонько вскрикнула, уколов иголкой палец, и закусила его на мгновение зубами.

– Не реви! – бросила она служанке. – Рассказывай, что произошло.

– Сегодня говорила я с кухаркой, а та говорила с мельничихой, а мельничихе пекарша сказала, что Скриба Его Светлость из Жуайеза отсылает! – горько сказала служанка, и губы ее скривились, как у ребенка, который собирается заплакать.

Лицо герцогини стало похоже на маску. Она сосредоточенно сделала несколько стежков и, не поднимая глаз, спросила:

– Куда?

– В Париж! Кабы в Фенеллу, так хоть близко! А то в Париж!

– В Париж, – эхом отозвалась Катрин. – Но... зачем?!

Служанка по глупой своей привычке тотчас подсела к герцогине. И тихо, почти шепотом, заговорила:

– На июльский турнир прибудет граф дю Марто, посланник короля франков. И наш трубадур пойдет к нему в услужение! Вообразите, Его Светлости вздумалось, что Серж Скриб должен петь при французском дворе!

Катрин подняла голову и посмотрела прямо на Агас.

– Граф дю Марто? Ты уверена?

– Да кто ж не знает графа дю Марто?! – разревелась-таки Агас. – Его именем в деревнях детей пугают! Говорят, он однажды на рыцарском турнире восьмерых в мясо порубил! А еще говорят, он кровь своих жен пьет – коли слово поперек сказала, так режет им вены и пьет! А еще говорят, он...

Агас запнулась и покраснела.

– Кто ж не знает графа дю Марто, – ровно проговорила герцогиня и поднялась. – Найди мне мои нити. Серебряные, – и с этими словами она покинула комнату.

XI

– И знаешь ли, Жером, – разглагольствовал трубадур, глядя, как юноша старательно вычищает стойло в конюшне, – я полагаю, что худшее, что может случиться, это коли герцог рассорится с королем Мишелем из-за моей персоны. Но это столь нелепо, что самое неприятное, что мне грозит, это если Его Светлость не сумеет простить меня. Но то моя забота.

– И зачем тебе это нужно, Скриб? – удивился Жером, разогнувшись. – Обязательно тебе надо идти против чьей-то воли. Не умеешь ты жить спокойно, ей-богу!

– Я не хочу идти против чьей-то воли. Я иду за моего короля! – просто ответил Серж и уныло посмотрел на Игниса. В конце концов, в нем тоже была воля. Его собственная воля, пусть трубадура, а не маркиза. Но отчего-то все в жизни решалось за него. Сперва отец, решив, что младший сын ему не нужен под боком, дабы не мешать воспитывать наследника, отправил его в монастырь, нисколько не озаботившись тем, что мальчику служенье церкви было не по сердцу, но прикрываясь традицией рода. После святые братья вдалбливали ему в голову богоугодные науки. И, наконец, герцог, который его приютил и воспитал лишь затем, чтобы теперь использовать для своей выгоды.

– Королям все равно, – отмахнулся Жером. – Хоть Агас и ревет третий день, но и она говорит, что тебе следует покориться.

– Ни за что! – рявкнул Серж. И тут же заржал Игнис. Серж подошел к нему и потрепал его гриву. – Ну что ты, мальчик? Пойдем служить королю Трезмонскому? На кой черт сдался нам этот дю Марто?

Жером шумно вздохнул, бросил лопату возле стойла и сказал:

– Ну, как знаешь, Скриб. Мы-то тебя не выдадим. Но все это плохо закончится, ей-богу. Побудешь здесь, я за водой схожу?

– Ступай, ступай, – отозвался Скриб, продолжая возиться с Игнисом.

Жером торопливо покинул конюшню, и, глядя ему вслед в маленькое окошко в стене, Серж вдруг увидел спешившую к этой самой конюшне герцогиню! Он вздрогнул, оглянулся по сторонам. Сегодня учиться верховой езде они не собирались. К чему ей быть здесь? Шальная мысль мелькнула в голове трубадура. И уже в следующее мгновение, когда Ее Светлость вошла в конюшню, Серж, закатив рукава, с лопатой в руках, старательно скидывал в кучу навоз из стойла.

Приложив к лицу платок, надушенный розовой водой, Ее Светлость приблизилась к стойлу, которое чистил трубадур.

– Для вас не нашлось иной работы, кроме... этого?

Серж разогнулся и широко улыбнулся. Потом вновь склонился – на этот раз приветствуя герцогиню.

– Мои таланты, мадам, оценены по достоинству! Закончу с этим, найдется что-нибудь еще. Вы здесь какими судьбами? Соскучились по Тандресс?

– Я искала вас, – поморщилась Катрин.

Серж удивленно приподнял бровь.

– Вот как... – пробормотал он, не зная толком, что сказать, потом словно очнулся и снова, будто полудурок, подобострастно поклонился. – Я к вашим услугам, госпожа! Чего желаете? Спеть? Сплясать? Или на лошадке покататься? Как видите, я многое могу.

Изумленно взглянув на него, герцогиня де Жуайез проговорила:

– Не могли бы мы выйти отсюда? Хотя бы в сад...

– Разумеется, самое время нарвать керасундских плодов на стол Вашей Светлости, – проворчал Серж и поставил лопату возле стойла. Потом посмотрел на нее и быстро пошел прочь из конюшни, прекрасно понимая, что вел себя отвратительно.

Некоторое время они молча бродили по саду. Ее Светлость не знала с чего ей начать этот разговор...

– Я узнала, что мой супруг собирается отослать вас, – наконец сказала Катрин, остановившись у старой раскидистой черешни.

– Вам-то что? Вы станете тосковать по моим канцонам? – резко спросил Серж.

Оставив без ответа его выпад, герцогиня продолжила:

– Не соглашайтесь! Граф дю Марто – ужасный человек.

Это имя не раз звучало в Брабанте. И если младшие дю Вирили лишь посмеивались, то старый граф изрыгал самые страшные проклятия, едва заслышав его.

Скриб посмотрел прямо и открыто в ее глаза и замер, не веря себе.

– И что же в нем такого ужасного, мадам?

– О нем рассказывают страшные вещи, – Катрин отвела взгляд. – Он жестокий, бессердечный человек, погубивший множество жизней. И еще он содомит!

Трубадур опешил, чувствуя, как невольно отваливается челюсть. Брови его поползли вверх, а в глазах читалось совершенное недоумение. Если бы она смотрела на него в этот момент, то видела бы весьма потешную картину.

– Кто, мадам? – решив, что ему послышалось, спросил Серж.

– Содомит, – повторила Ее Светлость и посмотрела на Сержа. – Мой отец, граф дю Вириль, говорил, что даже смертная казнь была бы для него слишком легким наказанием.