Роберт Шекли - Все романы Роберта Шекли в одной книге

— Парни, меня уже тошнит от вас и от вашей прожорливости! — сказал Винс. — Я несколько месяцев гробился с этой гимнастикой, чтобы привести наше тело в приличный вид, а вы опять рветесь набить пузо. Уймитесь!

— Мы можем есть все, что захотим и где захотим! — заныла одна из голов. — Наш папенька, упокой господи его душу, говорил, что это наше общее тело, и мы можем пользоваться им на равных правах.

— Папенька также велел мне присматривать за вами, уроды поганые, потому что у вас ума не хватит даже на то, чтобы влезть на дерево! И кроме того, папенька никогда не ел незнакомцев.

— А ведь правда, — одна из голов повернулась к Мишкину. — Меня зовут Эдди.

— А меня — Луччо, — повернулась вторая.

— А я — Джо.

— Я — Чико. А это Винс. Ладно, Винс, теперь мы его съедим, потому что четверо из нас голодны. И еще нам надоело, что ты вечно командуешь только потому, что ты старше. Теперь мы будем делать то, что сами захотим, а если тебе это не понравится, ты можешь пойти и повеситься. Ясно, Винс?

— Заткнитесь! — взревел Винс. — Если кто-нибудь из вас сожрет здесь что-нибудь, он будет иметь дело со мной!

— А как же мы? — захныкал Чико. — Папенька говорил…

— Все, что ем я, идет нам всем, — отрезал Винс.

— Но мы не можем почувствовать вкус пищи, пока не съедим что-нибудь сами, — сказал Эдди.

— Не нуди, — огрызнулся Винс. — Я буду чувствовать вкус за всех.

Мишкин решил, что стоит рискнуть и подать голос.

— Прошу прощения, Винс…

— Для вас — мистер Пальотелли! — оборвал его Винс.

— Я только хотел привлечь ваше внимание к тому факту, что я являюсь формой разумной жизни, а там, откуда я прибыл, разумные существа не едят друг друга, разве что в чрезвычайных обстоятельствах.

— Вы что, будете меня манерам учить? — возмутился Винс. — Да кто вы такой, чтобы делать мне замечания? Между прочим, вы напали первым.

— Да, но я тогда еще не знал, что вы разумны.

— Вы что, собрались тут валять дурака? Я — разумный? Да я даже школу не окончил! После смерти папеньки мне пришлось работать по двенадцать часов в день продавцом в магазине, чтобы прокормить малышню. Но у меня по крайней мере хватает ума понять, что умом я не блещу.

— А мне кажется, что вы разговариваете весьма разумно, — попытался подлизаться к собеседнику Мишкин.

— Ну, естественно, мне присуща природная проницательность. Возможно, я ничуть не глупее всех прочих червяков-эмигрантов, которые не сумели получить образование. Но вот те, кто сумел…

— Польза формального образования зачастую переоценивается, — позволил себе заметить Мишкин.

— Не знаю, не знаю, — проворчал Винс. — Но как без него пробить себе дорогу в жизни?

— Да, это действительно трудновато, — признал Мишкин.

— Вы, может, будете смеяться, но чего бы мне действительно хотелось, так это научиться играть на скрипке. Смешно, да?

— Вовсе нет, — возразил Мишкин.

— Вы можете себе представить меня, большого глупого Винса Пальотелли, играющего первую скрипку в «Аиде»?

— А почему бы нет? — сказал Мишкин. — Вы вполне можете обладать талантом.

— Когда-то я мечтал об этом, — признался Винс. — Потом жизнь стала полна ответственностью, и я сменил прозрачную вуаль мечты на грубую серую одежду… э-э…

— Заботы о хлебе насущном? — предположил Мишкин.

— Долга? — спросил Чико.

— Ответственности? — подсказал робот.

— Нет, это все не то, — отмахнулся Винс. — Необразованный дурень вроде меня не должен связываться с параллельными построениями.

— Возможно, вам стоит изменить ключевое слово, — предложил робот. — Что нибудь вроде: «Сменил вуаль поэзии на грубые мирские одежды».

Винс сердито взглянул на робота, потом поинтересовался у Мишкина:

— Это что за умник?

— Это СНОС-робот, — объяснил Мишкин. — Только его прислали не на ту планету.

— Ну так скажи ему, чтобы он следил за своим языком. Я не позволю, чтобы какой-то дурацкий робот разговаривал со мной подобным образом.

— Прошу прощения, сэр, — быстро сказал робот.

— Ладно, замяли. Полагаю, я не стану вас есть. Но на вашем месте я бы был начеку. Не все тут такие мягкосердечные и доверчивые, как я. Другие жители этого леса сожрут тебя, как только на тебя посмотрят. Или, скорее, сначала сожрут, а потом посмотрят, потому что чего на тебя смотреть?

— А чего нам следует опасаться особенно? — спросил Мишкин.

— Особенно? Да всего, — откликнулся Винс.

Мишкин и робот поблагодарили доброго червяка, вежливо кивнули его невоспитанным братьям и двинулись через лес — похоже, другого пути просто не было. Сначала путешественники шли медленно, потом прибавили шагу. Они по-прежнему чувствовали, что смертельная опасность дышит им в затылок и хрипло кашляет за спиной. Робот сказал об этом вслух, но Мишкин не обратил внимания на его слова.

Они прошли мимо группы огромных растений. Янтарные глаза деревьев из-под полуприкрытых зеленых век исподтишка следили за путниками.

— Ну и странная же парочка, — заметил большой вяз.

— Я полагаю, это оптические иллюзии, — сказал дуб. — Особенно вон та металлическая штука.

— Ох, бедная моя головушка! — заныла плакучая ива. — Ну и ночка выдалась! Вы только послушайте…

Мишкин и робот все больше углублялись в омуты тьмы, где среди слабых испарений еще жили былые остатки великолепия древесного мира, смутные, подобные призракам воспоминания прошлого. В священных лучах неясного сияния, сползавшего по ветвям плачущих деревьев, сквозил дух умирания.

— Ну и мрачное же местечко! — сказал Мишкин.

— Меня подобная чепуха не волнует, — заявил робот. — Мы, роботы, склонны к отсутствию эмоциональности. Однако в нас встроена способность к сопереживанию, следовательно, мы можем разделять чувства другого, а это то же самое, как чувствовать самому…

— Тсс! — шикнул Мишкин.

— А потому я склонен согласиться с тобой. Здесь очень мрачное место. Как раз подходит для привидений.

Робот был существом добросердечным, а вовсе не такой бездушной железякой, как можно было предположить, исходя из его внешности. Много лет спустя, когда он уже стал красным от ржавчины, а конечности его покрылись трещинами из-за усталости металла, он рассказывал о Мишкине другим, молодым роботам:

— Он был человеком тихим, спокойным, на первый взгляд, даже немного глуповатым. Однако в нем существовала некая прямота и способность мириться с обстоятельствами — очень приятные качества. Одним словом, это был настоящий человек. Подобных нам уже не встретить.

— Да, дедушка, конечно, — соглашались роботята, а отойдя, хихикали себе под нос. Молодые роботы были блестящими, подвижными, остроумными и считали себя первыми по-настоящему современными роботами. Им и в голову не приходило, что были роботы и до них, и будут после них. А если бы им сказали, что наступит день, когда их отправят на склад вместе с другим ненужным хламом и устаревшими товарами, они бы померли со смеху. Так уж мыслят молодые роботы, и ни одному программисту не под силу это изменить.