Лайа Дало - Дом Вауу. Академия относительности

Я же говорю — очень плохо на них влияю… Ухмылка растягивает губы, и я неосторожно спрашиваю:

— И чего ты хочешь?

— Нет, ты сперва пообещай, что сделаешь.

Хитрый-хитрый дроу, хочет поймать меня, но сегодня я готов уступить — это такая малость по сравнению с его жертвой.

— Сделаю.

— Обещаешь? Всё, что я попрошу?

— Да. Всё, что попросишь.

Его красные глаза горят ярко, пытаясь опалить душу, а бледные губы тихо, хрипло шепчут:

— Поцелуй меня…

— Что?

— Поцелуй меня.

— Но…

Дроу хмурится, замирает и от него ощутимо тянет грустью:

— Ты же обещал…

Всё это так странно перекликается с тем, что есть, с тем, что было, что я реагирую не сразу и не замечаю, как дроу отстраняется, закрываясь от меня. Крэшшш!

— Нет, подожди, ты не так понял! Просто я думал, что ты попросишь другое.

— Другое? Ρазве ты не знаешь, чего я хочу?

— Знаю, именно поэтому и думал, что ты попросишь тебя…

— Трахнуть?

Очень плохо влияю.

— Именно.

Дроу усмехается:

— И ты бы это сделал?

— Да.

— Потому что обещал?

— Потому что ты этого хочешь.

Дроу прикрывает глаза, не давая разглядеть их выражение, но волну дикого желания я улавливаю и без этого, хоть он и пытается взять себя в руки:

— Это очень заманчиво, но нет. Я не попрошу этого.

Вопрос вырывается сам собой:

— Почему?

Он вновь открывает глаза, и на этот раз в них нет пожара, только спокойствие, только серьёзность:

— Потому что, если я получу желаемое, но опять лишь на несколько ночей, если воплощу свою мечту, но лишь частично — это убьёт меня вернее любого кинжала, яда или заклинания.

Его слова болью отзываются в сердце. И потому что я действительно не могу дать ему всего, и потому что он озвучил и мои страхи. Самые страшные страхи. Впрочем, разве я уже не пересёк эту черту?

Он не ждёт ответной реплики, он как обычно ничего не ждёт. А мне вдруг подумалось, что я жесток с ним, как ни с кем другим, что вечно ограничиваю не только его, но и себя. Я пользуюсь его покорностью и готовностью сделать для меня всё, что угодно, беру в свою постель, когда мне нужно кормиться или зарядить амулет брату, но никогда просто потому, что это Мас. Да и то, я позволяю Масу ласкать себя, но не касаюсь в ответ, никогда не даю ему получить разрядку хоть каким-то образом. Лишь прелюдии, лишь бесконечная череда «нет». Неужели я все еще его наказываю? За тот минет, сделанный почти против моей воли, но по сути спасший всем нам разум, если уж не жизнь? Крэшшш, какой же я мудак…

И мудак ещё больший, потому что по привычке продолжаю его мучить:

— А если я хочу? Что тогда?

— Я…

Но я не даю ему договорить, склоняюсь и целую в шею, под самым подбородком, туда, где лихорадочно бьется жилка под чёрной кожей. Укус получается сам собой, сперва нежный, но зубы смыкаются сильнее и Маса выгибает дугой. Он вскрикивает, боль в незажившей до конца ране тревожит, но я знаю, что на самом деле серьезного вреда не будет, что эта боль заставит его лишь острее всё чувствовать. Продолжая удерживать шею дроу в зубах, проскальзываю рукой под одеяло, надавливаю на бедро, заставляя вновь лечь смирно и будто ненароком касаюсь того самого. Конечно же, он в полной боевой готовности. Кто бы сомневался. Улыбаюсь своим мыслям и выпускаю чёрную, немного солёную от пота кожу из захвата. Прокладываю влажную дорожку к соскам Маса, его грудь вздымается неровно, рывками, дыхание сбито, будто и не учили его управлять своим телом. На этот раз зубы прикусывают фиолетовую горошину лишь слегка. А потом всё те же нежные укусы опускаются ниже и ниже, и с каждым пройденным сантиметром дыхание моего дроу всё более лихорадочно, а щиты ощутимо трещат по швам, но он всё ещё пытается держаться.

Ну-ну, посмотрим, что ты скажешь на это. Ныряю с головой под одеяло и очень быстро отыскиваю нужное. Язык проходится пo всей длине, а в ответ слышу сдавленный стон. Εщё одно тягучее, медленное движение и Мас вздрагивает всем телом. Не давая опомниться, я вбираю его в рот почти полностью, почти до конца. А потом опять отпускаю.

— Раэль…

Ты ещё можешь произносить слова? Ну, нет. К губам присоединяется язык и руки, и вот теперь Масу точно не до разговоров — его выгибает и подбрасывает на кровати, словно в конвульсиях. Тело покрывается мелкой испариной, а мышцы живота каменеют. Так скоро? Даю ему кончить, заставляю сделать это прямо мне в рот, невзирая на слабые протесты и попытки отстраниться. Пока он приходит в себя после первого оргазма, быстро выбираюсь из постели, снимаю с себя совершенно лишнюю сейчас одежду и вновь ныряю к нему под одеяло, но на этот раз обнимаю его со спины, прижимаюсь, давая ощутить и своё возбуждение.

Мас сперва недоверчиво замирает, а потом откидывает голову и трётся об меня, как похотливая кошка, выгибается, пытаясь самостоятельно насадиться, пока я не передумал, но я же не зверь какой:

— Подожди, дай тебя подготовить…

— Нет! Так! Сейчас!

— Куда ты спешишь? Тебе же будет больно, если…

— Если ты сейчас же не трахнешь меня, то больно будет тебе. Обещаю.

В голосе столько злости, смешанной с болезненным надрывом, отчаяньем, что мне ничего не остаётся, кроме как вдвинуться в него на сухую. Крэшшш… Он сразу же расслабляет мышцы, но всё равно это чудовищно узко и жарко. Но и так сладко… Сдерживаюсь, даю ему привыкнуть, но Мас так вертит задницей, что надолго моей выдержки не хватает и уже спустя несколько минут я подминаю его под себя, вдавливаясь на всю длину, от чего дроу кидает в дрожь:

— Дааааа… вот так, ещё… сильнее…

Его щиты окончательно спадают, и я купаюсь в волнах слепого обожания, какого-то первобытного поклонения и это туманит мысли похлеще любого алкоголя. Дроу бесстыдно подмахивает, пытаясь продлить, углубить каждое касание, каждое проникновение. Он уже не стонет, а тихо всхлипывает, но я точно знаю, что совсем не от боли, но от сводящего с ума наслаждения. Так что с чистой совестью отпускаю всех своих демонов на волю и трахаю-трахаю Маса, пока он опять не кончает и не опадает безвольной куклой на простыни.

Ложусь на него сверху, давая почувствовать свой вес:

— Ты так быстро сдаёшься? Ммм…

Прикусываю мочку уха и слышу стон в подушку. Опять начинаю в нём двигаться, но на этот раз медленно, томно. Утихшее было пламя, вспыхивает в Масе мгновенно и с новой, совсем дикой силой. Эта безумная страсть касается своим губительным крылом и меня, срывая остатки связных мыслей…

Очнулся я от тихого, ехидного смешка:

— Поздравляю, ты всё же добился своего.

— Бри, скройся с глаз. Дай поспать…

— Ну уж нет, во-первых, на такую картинку грех не полюбоваться — торжество упорства над принципами. Α во-вторых, у вас полкровати в кровище, рана небось открылась от постельных игрищ. Так что Раэль просыпайся и лечи свою любимую жену.