Лайа Дало - Дом Вауу. Север. Цитадель

Я продолжал совершенствоваться в теоретических и магических науках, постепенно мы подбирались к тому самому заклинанию третьего круга, которое мне предстояло сотворить для досрочного поступления в Академию. Которое, кстати, пришлось еще немного отложить из-за моей занятости делами Севера. Зато мы успели задеть и азы некромантии — Бри, действительно, оказалась толковым Некромантом, а уж гостившие Алеанате… Не могу сказать, что игры с Источником Смерти меня вдохновили, но вот что впечатлили, так это точно… В общем везде тишь и благодать, вот только беспокойство на душе росло с каждым прожитым днём — никаких вестей от брата. Кроме нескольких скупых фраз от эльфа, но ему уже давно не было веры в этом вопросе. Так что я был в полном неведенье, что происходит с Иллири, в каком он состоянии, что делает.

Приближался день моего семнадцатилетия, настроение было не просто на нуле, а гораздо ниже любой отметки, так что, отослав Бри подальше — в последнее время она уже не столь рьяно следила за мной, тем более, что срок её контракта давно прошёл и осталась она на «добровольных» началах. Ага, Аррастра небось приказала. Но, так или иначе, я обычно был рад её незримому присутствию за спиной, в Тенях. Но не сегодня. Сегодня мне хотелось остаться одному. Как и накануне всех моих дней рождения за последние два года. Теперь я винил себя и обстоятельства в полном провале нашей тогдашней встречи. И, лелея надежду, что брат всё же объявится, я оба раза на три дня устраивал себе почти полную изоляцию от всех. Вот и во второй день нового года я вновь заперся в кабинете, зная, что именно там хранится стратегический запас чая, алкоголя и лёгких закусок. Пока только чай и документы, алкоголь понадобится под конец третьего дня, когда он опять не придёт. Потом Бри меня вырубит, Мас на утро оживит и еще один год ожидания чуда. Как еще во мне теплится надежда?

Бездна его знает, так как первый день «бдений» прошёл как обычно — без результатов. Но в свой день рождения, вопреки обыкновению, я проснулся в необычайно радужном расположении духа. Может всему виной солнце за окном, неожиданно осветившее заснеженные поля яркими, хоть и колючими лучами. А может голубое небо? Или слойки с шоколадом? Кто его знает, но хорошее настроение не покидало меня весь день. Думаю, своей улыбкой я насторожил немало народу, а кого-то и вовсе испугал. Ну да, отвыкли они видеть меня улыбающимся. Но сегодня губы растягивались сами по себе, а на душе было удивительно легко. Не раздражали даже посетители, приехавшие, кто с поздравлениями, а кто и с наглыми прошениями. Я больше не вздрагивал от сигнала сработавшего портала, но и не увязал в тоске. Что бы это значило?

К вечеру немногие приглашенные на обед гости успели разъехаться, а я вновь направляюсь в кабинет, но на этот раз совсем с другим настроем. Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо!

Замираю на пороге. В кабинете отчетливо ощущается чьё-то присутствие. Густую тьму ранней ночи ничто не разбавляет — кто-то задернул тяжёлые шторы и свет луны, отражённый от снега не может пробиться через окно. Наверно, стоило бы позвать Бри, крикнуть, сделать что-то разумное. Но вместо этого я закрываю дверь за своей спиной, проворачиваю ключ и вешаю Щит на всю комнату, максимальный, на который способен. Чтобы никто не посмел помешать. Надоело. И вот тогда из мглы теней наконец раздается столь долгожданный голос:

— Привет, малыш…

Даааа! Предчувствия меня не обманули. Брат здесь! Он нарушил собственное слово, он всё же пришёл. Меня захлёстывает такой радостью, что я на одних инстинктах отыскиваю его во мраке и буквально врываюсь в объятья. Οн ловит меня, зарывается носом в волосы, и я самый счастливый инкуб на свете. Так хорошо, спокойно, так правильно и нужно, так сильно мне его не хватало, что я совсем не осознаю, как сам тянусь за поцелуем, как привстаю на цыпочки и обвиваю его шею руками. Его губы тут же накрывают мой рот, язык скользит, выманивая стон, прерывая дыхание и заставляя повиснуть на его крепких плечах. Моё наваждение, мой наркотик…

— Ты здесь…

Он сжимает меня сильнее и следующее, что я осознаю, что уже сижу на столе, а Иллири расположился между моих ног и продолжает целовать, всё настойчивее, всё глубже. Его руки прижимают меня крепко, почти до хруста в костях, но в какой-то миг хватка ослабевает, только для того, чтобы Иллири мог распутать завязки с парадного сюртука и сорвать лишнюю преграду между нами. Но мне этого мало, и я хочу почувствовать его кожу под пальцами! Нетерпеливо дергаю ремни на его обмундировании, и он со смешком мне помогает, расстёгивает китель и скидывает его на пол. Это экстаз! Кожа к коже, жар к жару! И только медальон на его груди немного царапается, но это не имеет значения. Не могу остановиться и скольжу, скольжу руками по крепкой спине, по плечам, по талии, спускаюсь всё ниже, пока ладони сами собой не ложатся на две крепкие округлости, сжимают их, придвигая желанное тело ближе… Стон Иллири вызывает целую бурю радости. Да! Так хорошо, почти…

Это «почти» не даёт покоя и брату, и он, не прерывая нового, неистового поцелуя тянется к моей ширинке, как вдруг его рука останавливается, будто в нерешительности, а сам Иллири замирает и мне не нужно видеть его лицо в деталях, мне хватает лишь приглушенного блеска тёмной бездны, в которую превратились его глаза, чтобы понять, что он чего-то ждёт. Может быть того, что я опять его остановлю, скажу «нет», всё испорчу, сбегу, наговорю гадостей, но не дамся? Или наоборот, прошепчу «да», толкнусь навстречу? Но и я молчу и не двигаюсь. Несколько долгих секунд Иллири всё ещё смотрит на меня, но потом его мышцы каменеют, а эмоциональный фон словно покрывается инеем. Οн отстраняется и, кажется, снова готов молча уйти. Но на этот раз, возможно, действительно навсегда. Ну, уж нет!

Мои ноги мгновенно обвиваются вокруг него, а рука с неимоверной точностью находит внушительный бугор на его штанах. Сжимаю руку и одновременно рывком опускаю щиты. И вновь тьма совершенно не мешает увидеть, как сперва недоверчиво округляются его глаза, а потом загораются дикими огнями и уже не стон, но рык срывается с губ и проникает глубоко в меня, вибрируя и доставляя наслаждение.

— Малыш, теперь ты не отвертишься…

— И не собираюсь…

— Откуда столько смелости?..

Не знаю, чего больше в его голосе — удивления или радости. Но это неважно, всё неважно. Имеют значение только дико мешающие штаны, которые не дают добраться до самого ценного.

— Лири…

— Да, малыш?

Γоворить неимоверно тяжело, мысли разбегаются, и страсть грозит и вовсе отключить сознание, но выталкиваю из себя:

— Штаны, Бездновы штаны…

Тихий смех Иллири шёлком проходится по обнажённой коже, вызывая целую волну мурашек. Соски, и без того напряжённые до нельзя, становятся еще более чувствительными и трение об его гладкую кожу заставляет выгибаться и неистово желать прикосновений. Везде. Сейчас.