Урсула Ле Гуин - Всегда возвращаясь домой. Книга 1

Горы полуострова, отделяющие океан от Внутреннего Моря, настолько разрушены землетрясениями и обвалами и настолько подвержены всяческим сбросам и подвижкам, что идти по ним – все равно что пробираться по лесу, залезая на каждое встреченное дерево, а потом спускаясь обратно на землю. И никакого обходного пути не было. Иногда, правда, удавалось идти по пляжам, однако чаще всего никаких пляжей там не было – горы отвесными стенами спускались прямо в море. Так что мы упорно тащились вверх-вниз, вверх-вниз и с высоты видели океан справа, а Внутреннее Море слева от нас; впереди и позади уходили вдаль бесконечные складки гор. Чем дальше на юг мы продвигались, тем чаще попадались нам длинные узкие заливы и бухты, и, обойдя их, было трудно определить, следуем ли мы по-прежнему вдоль основного хребта или попали на другую горную гряду, которая может привести нас на какой-нибудь пустынный мыс, где мы посмотрим на море и будем вынуждены возвращаться назад миль на десять-пятнадцать, а потом начинать все сначала. Никто не представлял, насколько устарели уже те карты, что были у нас с собой; они когда-то были получены по Обмену, но на сегодня уже явно не годились. По большей части нам даже не у кого было спросить, правильно ли мы идем; нам встречались только овцы и изредка пастухи. Люди жили внизу, на дне глубоких каньонов, где была пресная вода и деревья. Они к чужеземцам были непривычны, и мы проявляли осторожность, стараясь их зря не беспокоить.

В этой стране молодые мужчины, недавние подростки и те, что чуть постарше, часто сколачивают отряды и уходят в горы, где живут в одиночестве, как наши Охотники или члены Общества Благородного Лавра, только правил и ответственности друг за друга у них гораздо меньше. Этим бандам разрешено, например, драться друг с другом, охотиться друг на друга, совершать набеги на любые селения, за исключением своего родного города, и брать там что им захочется: орудия труда, пищу, животных – все, что угодно. Подобные набеги порой, разумеется, приводят и к убийствам, так что некоторые из юных бандитов никогда уже не возвращаются домой и не заводят семьи, а остаются в горах и живут, как наши лесные люди, а некоторые и вовсе сходят с ума и начинают убивать просто так, ради самого убийства. Жители тамошних городов часто вспоминают своих одичавших соплеменников и живут в вечном страхе, опасаясь их появления; так что мы четверо, все люди молодые и совершенно чужие в этих местах, должны были вести себя очень осторожно и вежливо, стараясь держаться на расстоянии от селений, чтобы нас не приняли по ошибке за мародеров или убийц.

Однако стоило им убедиться в том, что мы не причиним никакого вреда, как они становились щедрыми и разговорчивыми и сами давали все, что, по их мнению, было нам необходимо. Города их по большей части были очень малы, однако расположены в очень красивых местах; дома были кирпичными, с деревянными балками и стропилами, стены обычно оштукатурены и покрашены в белый цвет, что среди тенистых авокадо выглядело замечательно. Они весь год проводили в этих домах и не переселялись в летние хижины, потому что там отдельная семья не могла бы чувствовать себя в безопасности из-за бандитов; однако они рассказывали, что раньше тоже на лето переселялись повыше в горы и что только в течение последних двух десятилетий отряды молодых людей стали вести себя подобным образом. Мне показалось изрядной глупостью с их стороны позволять молодежи творить подобные безобразия, впрочем, возможно, у них для этого имелись какие-то свои причины. Племена, жившие в многочисленных каньонах, говорили на нескольких различных языках, однако их города были очень похожи, а сам уклад жизни практически одинаков. В городах всегда находились такие люди, которые знали язык ТОК, так что мы легко могли объясниться. На одном из Пунктов Обмена Информацией мы послали сообщение в Вакваху о том, что с нами пока что все в порядке, и попросили передать это членам Общества Искателей и нашим собственным семьям.

Ближе к той части полуострова, которая примыкала к внутренним районам, горные хребты стали постепенно понижаться, и мы оказались в раскаленной песчаной пустыне, где люди не жили совсем на протяжении двух полных дней пути, то есть до самого юго-западного побережья Внутреннего Моря. Берега там были широкими и низкими, местами заболоченными; кое-где среди дюн встречались солоноватые болотистые озера, иногда на несколько миль уходившие в глубь полуострова; дальше к югу опять поднимались крутые пустынные горные хребты, протянувшиеся с востока на запад. Внутреннее Море у этого побережья было очень мелким, с большим количеством отмелей и островков. Вот на этих-то островках здешние люди и выращивали хлопок.

Хлопковый народ сам себя называет Узудегд. Он довольно многочисленный и насчитывает несколько тысяч человек, которые живут на островах и на побережье в таких местах, где с гор спускаются реки – соленой воды у них там хватает, а вот пресной маловато. Море в этой стране очень теплое, и климат тоже, но там не бывает такой жары, какая, по рассказам местных жителей, царит за пустынными горами на берегах Оморнского Моря. Однако там есть несколько чудовищно зараженных и очень опасных районов; впрочем, благодаря сухому климату ядовитые вещества остаются в земле, а не распространяются по всей территории, и границы тех районов, куда ходить не нужно, всем прекрасно известны.

На противоположном берегу Внутреннего Моря, то есть на северо-востоке, народу Хлопка видна самая высокая вершина Гор Света, которую у нас называют Южной Горой, а у них – Горой Старого Льва. А больше обычно в той стороне ничего и разглядеть нельзя из-за темной тучи пепла, извергаемого вулканами, расположенными к югу от этой горы. Гора Старого Льва занимает весьма важное место в душах и мыслях Хлопкового народа, однако они никогда к ней не ходят. Они считают ее священной и говорят, что тропы к ней проложены не для того, чтобы по ним ходили люди. Хотя в таком случае непонятно, как быть с народом Гонгон, который живет как раз у подножия Южной Горы? Впрочем, подобные заблуждения типичны для народа Хлопка. В отношении некоторых вещей они удивительно неразумны.

По-моему, люди, жизнь которых слишком тесно связана с морем и различными судами, страдают тем, что мозги у них немножко набекрень.

Может, это и не так, но их города сильно отличаются от городов жителей полуострова. Хлопковые люди роют для своих жилищ ямы в земле и строят их так, чтобы стены не более чем на два фута возвышались над поверхностью, а окна устраивают на самом верху, как у нас в хейимас. Крыши у них напоминают по виду довольно низкий шатер и покрыты дерном, так что даже с небольшого расстояния вы в общем-то видите перед собой не город, а некоторое количество невысоких холмиков. Среди этих земляных крыш растут самые разнообразные кустарники и деревья, а также вьющиеся растения, характерные для этих мест, и, разумеется, пальмы, авокадо, апельсиновые и лимонные деревья, грейпфруты и финиковые пальмы. Еще там есть точно такие же эвкалипты, как и у нас, но много и таких деревьев, каких я никогда раньше не видел. Вьющиеся растения цветут изумительно красиво. Деревья бросают на землю густую тень, и в домах, которые расположены практически под землей, всегда прохладно; их устройство с первого взгляда представляется довольно-таки странным, однако в нем определенно есть свой смысл. У них нет, например, необходимости высушивать свои дома подобно тому, как мы просушиваем свои хейимас, потому что в этих краях удивительно сухо; хотя там, разумеется, тоже идут дожди, иногда они бывают очень сильными, и вот тогда их жилища совсем затопляет, так они сами рассказывают.