Урсула Ле Гуин - Всегда возвращаясь домой. Книга 1

Терпеливый и Сапсан, который тоже выступал от нашего имени, ни словом не обмолвились об их несчастьях, но в ответ стали рассказывать о тех бедах, что постигли за это время нашу Долину. Надо сказать, им пришлось довольно-таки сильно преувеличивать, потому что в последнее время у нас все шло очень хорошо, а четыре и пять лет назад мы собирали исключительно большие урожаи винограда как сорта ганаис, так и сорта фетали; однако, когда имеешь дело с землей, всегда найдется достаточно проблем, чтобы о них поговорить. И чем больше Терпеливый и Сапсан рассказывали или скорее придумывали насчет внезапных, не свойственных сезону заморозков или неудачно начавшихся процессов брожения, тем больше говорили о своих неприятностях и люди Хлопка, пока не рассказали все. И тут им вроде бы значительно полегчало, они повеселели и даже предоставили нам куда более удобный дом для жилья, хорошо освещенный и теплый, с маленькими тропинками по всей крыше, выложенными по краям белыми ракушками и шариками фумо [13] …Шарики фумо – Фумо – слово, обозначающее твердое плотное вещество беловатого или желтоватого цвета, имеющее древнее промышленное происхождение; удельный вес фумо примерно тот же, что и у льда. В некоторых частях океанов встречаются даже целые плавающие пояса фумо, а многие пляжи почти полностью состоят из мелких частичек фумо. . И в конце концов мы добрались до пересмотра условий договора. Терпеливому потребовалось семь дней, чтобы это начать. Когда же мы наконец приступили к делу, все решилось очень просто. Условия остались примерно теми же, что и раньше, однако новый договор обеспечивал больше простора для их пересмотра посредством регулярного общения через систему Обмена Информацией. Они ничего не сказали о том, почему раньше не пользовались этим средством связи, чтобы как-то объяснить свое поведение, и по-прежнему мгновенно выходили из себя и теряли нить разумных рассуждений, если мы пробовали им прямо возражать. Мы сказали, что согласны принимать у них коротковолокнистый хлопок, пока урожай длинноволокнистого не станет прежним, и пообещали прислать двойное количество бочек со сладкими винами бетеббес уже весной; однако мы предупредили, что кипы с недостаточным весом приниматься не будут и что нам вовсе не требуется ни хлопчатобумажная пряжа, ни ткани, поскольку все это мы предпочитаем изготавливать сами. Вот тут не все прошло гладко. Та женщина, что прямо-таки помирала по винам бетеббес, высказывалась на сей счет весьма ядовито и буквально часами продолжала доказывать, сколь замечательно качество и внешний вид тканей Узудегда. Но к этому времени Терпеливый уже успел подружиться с горбатыми близнецами, так что в конце концов договор был заключен исключительно о поставке хлопка-сырца, а не готовых изделий.

Обговорив контракт, мы пробыли там еще девять дней, ибо того требовали их правила приличия, а еще потому, что Терпеливый и близнецы вместе пили. Золотой был занят своими картами и записями, а Сапсан, всеобщий любимец, вечно болтал с горожанами или плавал с ними на лодках к другим островам. Эти их лодки были вряд ли намного лучше, чем обыкновенные связки тростника, и доверия мне не внушали. Я же по большей части слонялся без дела, проводя время в обществе молодых женщин-ткачих. У них были очень неплохие ткацкие станки, которые работали от солнечных батарей. Я сделал соответствующие эскизы для своей наставницы по Цеху Ткачей Парящей. Женщины были очень добры ко мне и настроены дружески. Терпеливый, правда, предупреждал меня, чтобы я не крутил любовь с жительницами иных стран, пока достаточно хорошо не узнаю их обычаи и представления о таком институте, как брак, и не познакомлюсь с местной контрацепцией, техникой секса и так далее. Так что я просто без конца флиртовал и целовался с девушками. Целовались они широко раскрытыми ртами, что несколько ошеломляет, особенно если не ожидаешь такого; поцелуй, надо сказать, довольно мокрый, но весьма сладострастный, что, при известных обстоятельствах, постоянно вводило меня в искушение.

Однажды Сапсан, вернувшись с одного из островов с изменившимся лицом, заявил:

– Нас провели как последних дураков, Терпеливый!

Терпеливый, как всегда молча, ждал продолжения.

Сапсан объяснил: в одном из городов на одном из самых северных островов он повстречался с моряками с тех кораблей, которые в последний раз привозили хлопок в Сед и отвезли в страну Хлопка наше вино, – это были те самые люди, которые тогда объясняли нам, что они всего-навсего моряки и ничего не знают о народе Хлопка и даже не говорят на их языке. На самом деле этот остров был их родным домом, так что здешний язык они знали точно так же, как и все остальные местные жители. Они действительно были моряками и занимались торговыми перевозками, но просто не хотели тогда попасть в беду, обсуждая с нами качество товаров или условия договора. Они также не сказали никому из местных ни слова, откуда у них такой запас наших сладких вин. Этот факт им казался особенно забавным, и они смеялись как сумасшедшие, по словам Сапсана. Они сказали ему, что тот человек, которого они выдали нам тогда за единственного представителя Хлопкового народа, как раз им-то и не был – это был просто бедный придурок, который явился из пустыни и прибился к ним; он вообще как следует не мог говорить ни на одном языке.

Терпеливый молчал довольно долго, и я уж решил, что он сердится, но потом он начал ужасно смеяться, и все мы тоже засмеялись. А Терпеливый сказал Сапсану:

– Узнай, пожалуйста, не отвезет ли нас та же самая команда назад на север морем!

Но я предложил отправиться домой посуху.

Через несколько дней мы вышли в путь. Нам потребовалось два месяца, чтобы пройти по восточному побережью Внутреннего Моря до Реквита; оттуда мы морем добрались до Татселотса, попав в ужасный шторм, однако наше обратное путешествие – уже совсем другая история, которую я, возможно, еще расскажу, но в другой раз.

После нашей экспедиции на юг больше никаких трудностей с Хлопковым народом не возникало, и они всегда посылали нам только самый лучший длинноволокнистый хлопок. В общем-то они вполне разумные люди, разве что у них дурацкая привычка повсюду прокладывать лабиринты из этих крошечных тропинок; и еще они почему-то стыдятся говорить о том, что с ними приключилась беда.

Неужели я сожгла все библиотеки Вавилона? Неужели именно я, своими руками, сделала это? Если они сгорят, то, значит, мы все и сожгли их. Но сейчас, когда я пишу это, книги не сожжены; они стоят на полках, а электронная память компьютеров полна различных сведений и воспоминаний, упакованных в крошечные биты. Ничто не утрачено, ничто не забыто.