Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 2

— Ты уверена, что это верный путь?

Горстка звуков метнулась назад и повисла перед лицом Джон-Тома, затем снова устремилась через реку. Это повторилось трижды, последний раз облачко задержалось недалеко от берега и запрыгало с явным нетерпением.

— Шеф, я тебя смогу буксировать чуток, но до того берега не дотяну. Да тут еще и груз чертов, особливо твоя драгоценная дуара.

— А мы найдем переправу полегче. В крайнем случае, сам справлюсь. Я еще неплохо плаваю.

— Ага, для утюга, — согласился выдр.

— Вижу, с годами ты не стал снисходительнее. Хочешь, посоревнуемся в прыжках в высоту?

С трудом удалось отыскать ложбинку на скалистом берегу. У воды их ждал приятный сюрприз — правда, не паром, но виверр на лодке. Он был не прочь переправить странников через Вертихвостку. Джон-Том счел запрошенную лодочником цену божеской, выдр же едва не лопнул от возмущения. Как только они благополучно достигли противоположного берега, чаропевцу пришлось настоять, чтобы Мадж возвратил изумленному виверру тайком изъятые из его кармана деньги.

— Я тебя не понимаю, — воспитывал Джон-Том друга, когда они двинулись дальше по почти не примятой траве южнее реки. — Мы давно не пацаны, которым вечно не хватает карманных денег. Можем позволить себе такой пустяк, как справедливая плата за добросовестный труд. Твоя жадность может до беды нас довести.

Мадж если и был пристыжен, виду не подавал.

— Шеф, старая привычка — тварь живучая. Ты ж знаешь, как я не люблю выпускать из лапы денежки. Хоть золотой, хоть медный грошик…

— Знаю, но ведь это были мои деньги.

Джон-Том подкинул за спиной легкую котомку.

— Так ведь дело не в том, кто владелец, дело в принципе, — упирался выдр, шагая за настойчивыми нотами к деревьям, отмечавшим границу южного массива Колоколесья.

Равнина, густо покрытая лесом, вскоре всхолмилась, стала труднопроходимой, пологие подъемы чередовались крутыми спусками и коварными сырыми оврагами. Путники входили в восточные пределы холмов Дуггакурра — эта редко посещаемая территория славилась своей невзрачностью и больше, пожалуй, ничем. Складывалось впечатление, будто между каждой парой скал или валунов обязательно протекает речка или ручей; сонмы потоков головокружительно низвергались с высоченных утесов, что кутались в облаках далеко на востоке, отрезая Джон-Тому и Маджу путь в сторону от реки. Поэтому приходилось брести берегом следом за невесомым и не слишком заботливым проводником. Местность изобиловала извилистыми лощинами, их преодоление отнимало много сил, вынуждая часто делать привалы.

Стоило путникам задержаться, как ноты тут же подлетали, мельтешили, настойчивым перезвоном требовали не медлить. Оставалось лишь гадать, к чему такая спешка.

— Эй ты, помилосердствуй, — крикнул Джон-Том, пытаясь отдышаться после покорения очередного холма и не переставая дивиться самому себе: как можно вести с музыкой беседы? — Мы уже не те ходоки. Да и не способны двигаться, как ты, строго по прямой. Мы ведь не из света и звука сделаны.

— Че ж ты, музон безродный, нас ни фига не окрыляешь?

Мадж оступился на скользком булыжнике, скривился и потер ушибленную голень. В долгом походе неисчерпаемая энергия не компенсировала выдру абсурдно малую длину ног.

Вдобавок он уже заскучал. Музыка не терпела никаких отклонений от своего курса, понукая всякий раз, когда путешественникам требовалось обойти препятствие. Она канючила, молила, настаивала и требовала. Не словесно, разумеется, — мелодически.

— Чувак, и куда ж, по-твоему, нас тащат эти шизанутые звуки?

— Почем я знаю? — Джон-Том морщился: у него болели ноги.

Они двинулись дальше — предстоял спуск по каменистому склону, где вечнозеленые растения сменялись высокими раскидистыми сикоморами, красными цианиморами и уймой прочих «мор». На дне лощины путешественники с плеском пересекли мелкий холодный ручей и кряхтя полезли на противоположный склон.

— Клотагорб думал, музыка что-то ищет, и это что-то, чем бы оно ни было, нуждается в помощи.

— Ну а мы-то тут при чем?

— Возможно, музыка чувствует во мне способности волшебника. Да ты мог бы и сам Клотагорба спросить. Может быть, она способна решить свою проблему сама и ей просто нужна компания. Меня всегда интересовало, останется ли музыка музыкой, если некому будет ее слушать.

— О нет! — Добравшись до гребня, Мадж попятился от друга. — Я-то знаю, куда ведет эта философская трепотня, и не желаю туда шлепать!

Опять — под гору. Еще один ручей на дне балки ни для кого не стал сюрпризом; его пришлось преодолевать точно так же, как десятки предыдущих. А потом — снова карабкаться по склону. Далее наверняка лежали другие кручи, другие речушки, другие гребни.

Мадж отчаянно жаждал перемен. Его бы прекрасно устроил отвесный утес, непреодолимая бездна — короче говоря, любая новизна. Если люди склонны находить уют в однообразии, то выдр оно моментально выводит из себя.

Впрочем, лесистые склоны можно было назвать уютными лишь с сильной натяжкой — только за отсутствие неприятных столкновений с их обитателями. Ядовитые растения и клыкастые хищники не грозили путникам. По ночам было прохладно, но сносно, а днем тени худо-бедно спасали от жестокой жары. Среди бесчисленных ручьев не попадалось непроходимых, да и воды было вдоволь.

Время от времени Джон-Том останавливался и подолгу смотрел на запад. Где-то там, в бессчетных лигах, — Озерный край, знакомые места. Там их с Маджем помнят. Там им всегда рады.

Однако музыка неуклонно летела на юг, в страну неведомую и суровую, и не выказывала ни малейшего стремления свернуть к западу.

«Было бы неплохо, чтобы за всем этим что-нибудь стояло», — невольно думалось Джон-Тому. Если звонкое облачко, заведя их к черту на кулички, вдруг попросту растает, ему, в отличие от Маджа, злиться следует только на себя. А уж выдр даст выход гневу.

Вопреки всему Джон-Том все чаще вспоминал теплую студию и удобную кровать в любимом дереве. Мечтал о стимулирующем присутствии Талей, о ее вкуснейших блюдах. Она — тоже, пожалуй, вопреки всему — со временем стала великолепной стряпухой. Он с нежностью вспоминал, как спорил с сыном, когда тот возвращался из школы. Тосковал чаропевец по забавным пустяковым происшествиям, отменно скрашивавшим обыденность. Он скучал даже по наставлениям ворчуна Клотагорба, по его беззлобным конструктивным подколкам.

Джон-Том встряхнулся. Все осталось позади, и вернется он домой еще не скоро. А сейчас лучше смириться с облачком таинственных звуков, с унылым, если не откровенно враждебным ландшафтом и с выдром, в чьей жизни нытье занимало едва ли не главенствующее место.

Вдобавок у чаропевца болела спина.