Джон Райт - Хроники Эвернесса

— Она не идет.

— Да ну, тогда давай вколотим ее туда. Дай-ка ее мне.

— О! О, поосторожнее! Что ты делаешь? Ты же не собираешься вбить ее в него? Опусти дубину!

— Не беспокойся, маленькая мисс! Я уже делал это, и не раз. Спроси Тезея… э. Только не спрашивай его о Перифое… Хуп! Хо! — Незнакомец аккуратно поставил огненный шар на грудь Галена и поднял свою гигантскую дубину. Со страшной силой он ударил ею по груди.

— Не боись, мамзель! — крикнул он. — У некоторых людей слабые души, и они улетают прежде, чем умирает тело. Но это же Гален Амадей Уэйлок! Его душа пережила прикосновение самого Цербера. Его душа удержит…

Внезапно небо потемнело. Сверху послышался громоподобный резкий крик хищной птицы.

Дубина опять поднялась в воздух и еще раз ударила по груди Галена, и еще. Наконец Гален вздохнул и сел, поглядев вокруг мутным взглядом.

— Это не было нетерпением, совсем нет! — еле слышно сказал он.

— Что? — Венди моргнула.

— Добро пожаловать обратно, в мир живых, — сказал гигантский незнакомец, который стоял, опираясь на свою дубину. — Похоже, ты стал моим регулярным клиентом. Но если бы я не преследовал моего старого врага Цербера, то не оказался бы поблизости и не сумел бы протянуть тебе руку помощи.

— Кого? — спросила Венди.

— Кощея, — ответил Гален. — Цербер — другое имя Кощея…

Небо над ними взорвалось ужасными криками.

Венди взглянула вверх.

— Ну, ну, — сказал великан, поигрывая дубиной. — Что теперь, юный Парцифаль? Мир кончается, солнце гаснет, сокол сорвался с запястья отца всех титанов и снова мчится сюда. Что теперь?

Гален медленно встал, со спокойным лицом.

— Мой грех — я был нетерпеливым. Но не совсем мой, по меньшей мере. Я вмешался в эту неразбериху, но только потому, что решил, что я нужен, что мир в опасности, и победа оправдает все, что я говорил и делал. Когда я пришел в Тирион, я убил человека. И я сказал, что я Страж, хотя это была ложь. Я попытался спуститься вниз и заключить сделку с сэлки, нашими врагами, только потому, что Азраил попросил меня. Почему я поверил ему? Почему? Я хотел доказать, что я мужчина, а не трусливый мальчишка. Нет, я хотел доказать, что я герой. Первое, что делают люди, действительно ставшие взрослыми, — перестают доказывать всем окружающим, что они взрослые. Они перестают быть героями и делают все сами. — Он мрачно улыбнулся. — И если они не хотят стать маленькими подобиями Азраила де Грея, они перестают оправдывать свои действия опасностями и тревогами.

Он наклонился, подобрал тетиву и начал опять завязывать узел.

— Я опять попытаюсь поймать орла-небо в гибельный сон. И сейчас у нас есть герой, настоящий герой, который может сразиться с орлом и прогнать его… Так, сэр? — спросил Гален, внезапно оробев, — если вы не против…

Огромный человек радостно рассмеялся.

— Конечно! Сражаться с тиранами? Что может быть лучше! Никакого просвещения и исцеления! Храбрость! Сила! Мужество! А дрянь, которая останется после тиранов, ничуть не хуже навоза из Авгиевых конюшен. Уж я-то знаю! — Он закрутил свою дубину и отдал ею салют.

— Венди, — сказал Гален. — Ты и я должны спасти Прометея. Серебряный Ключ может вернуть его в реальный мир. Я надеюсь, что, когда это произойдет, цепи останутся в мире снов. Если нет, нам придется прибегнуть к грязным мерам.

— Грязным? — спросила Венди, улыбаясь. Она обрадовалась, что и ей надо что-то сделать для спасения Прометея.

— Да. Я думаю, что если его печень вырастает каждый день, почему бы этого не сделать и рукам с ногами, особенно после моей стрелы? Цепь не сможет удержать тебя, если она и так держит то, что от тебя отрезано.

— Прометей, он такой, — вмешался огромный человек. — Легенда должна рассказать, что это я освободил его, но мы никогда не узнаем настоящей истории, Милорд Страж. Сила пропадает, когда используешь ее без терпения. И если ты хочешь быть героем, мой юный лорд, не торопись! Я тоже хотел быть героем, когда был молод, как ты, а кончил тем, что стал не героем, а богом. У тебя осталась мало времени, до конца мира рукой подать, но может быть ты и сумеешь что-то изменить, а?

— Когда конец? — спросил Венди, боязливо глядя вверх.

— Сейчас. Время пришло, — сказал гигант. Он еще раз поприветствовал их своей дубиной, повернулся и пошел прочь, насвистывая. Небо вдалеке почернело, приближалась гигантская тень.

— Пора идти, — сказал Гален, и нарисовал в воздухе знак колесницы, которая привезла их сюда. — Петр! Показывай дорогу! — Маленький черный ворон вышел, подпрыгивая, из-за камня поблизости, наклонил голову и желтыми глазами поглядел на Галена. Потом раскрыл клюв и что-то каркнул.

Венди внимательно оглядела птицу.

— Это же мой свекор! Его душа. Неужели он умер?

На троне, вырезанном из черных опалов, символе его власти, сидел великий Люцифер, его развернутые крылья веяли в воздухе, в руке скипетр-палица.

Трон стоял посреди обширного мрачного зала. Вокруг него, склонив головы, стояли падшие ангелы, певшие гимн своему темному владыке. Каждый падший дух выражал почтение по своему: злые Серафимы только наклонили головы; Херувимы, чьи короны казались сделанными из черного пламени, встали на одно колено; Троны стояли на обеих; Власти припали к полу, схватившись за его черные бриллианты; Добродетели, Силы и Начала лежали ничком; вода тряслась и дрожала от совершенной песни.

Зал наполняла музыка, но не свет: только холодный огонь, который Владыка Ахерон носил как украшение на лбу, слабо мерцал в темноте.

На балконах и галереях, достаточно близко, чтобы слышать, но достаточно далеко, чтобы не видеть, располагались князья и императоры рас, порабощенных Люцифером, или герои, отличившиеся на службе ему: черные альвы и черные ваны, [104]драконы, вампиры, черви-скорпионы, короли-некроманты, сарим и лилим, абдаим и амшаспанды, химеры, гидры, гекатонхейры [105]и кракены.

Далеко за всеми собравшимися и поклоняющимися сонмами живых существ, в арке, поднималось огромное окно, края которого были украшены тайными рунами — через него Люцифер мог видеть все свое королевство ужаса.

Трижды Ахерон содрогнулся от основания до верхушки самой высокой башни, от одного края до другого, трижды музыка поднималась до немыслимых высот: верхушки трех башен показались над волнами, одна за другой.

Через окно, как через глаза стервятника, парящего высоко в небе, Люцифер смотрел на поднимающиеся из пенящейся воды башни, на потоки воды, бегущие из окон и ворот, льющиеся с карнизов и навесных бойниц могучих бастионов. Верхние дворы превратились в озера; улицы, лестницы и мосты самой высокой цитадели стали реками, ручьями и акведуками.

Люцифер поднял свой скипетр, и наступило молчание. В Ахероне стало бы совсем тихо, если бы из Дома Несчастья не доносились стоны пытаемых узников.