Оливер Джонсон - Светоносец (сборник)

И, конечно, эти историки даже не упоминают моего имени. С их точки зрения я почти никто, так, теневая фигура, Герольд, рядовой жрец Ре, обычный слуга Светоносицы. Никто из них не пишет о нашей любви, потому что этих аколитов научили, что у жрецов нет никаких плотских потребностей. Разве когда-то меня самого не учили тому же? Старательно, палками и затрещинами, здесь, в Форгхольме.

Да, вот она, ирония судьбы: после того, как я вышел в мир из этой башни, я изменился, а мир нет. После этой страшной религиозной войны, когда все увидели, что может сделать Червь, что мы, слуги Ре, сделали в ответ? Намного хуже того, что сделали они, когда захватили Тралл, Перрикод и проникли в Имблевик. Мы разрушили города Червя, поймали всех их жителей и превратили в рабов. Их заставили возводить храмы Огня по всей Империи. Тысячи умерли от голода и болезней, и умирают по сей день.

Да, мое религиозное рвение осталось в детстве, но все больше и больше фанатиков приходило ко мне, в точности так же, как вода поднимается в колодце, чем больше в нее ныряешь.

В Оссии я распрощался с Талассой. Несколько недель мы возвращались из Валеды, и все это время я почти не видел ее. К этому времени в нашей армии уже было несколько тысяч человек. Король-Волк, теперь Император, поскакал на запад, в Суррению и Галастру. Каждый день к нему присоединялись новые люди, некоторые из которых, кстати, служили Червю еще несколько дней назад.

Я даже не знаю имени места, где мы расстались: безлесые холмы и пустоши, мрачные долины, где Червь рыл ходы к сердцу земли и оставил множество отвалов, где находятся города и деревни со странными именами на языке Верховных Жрецов Тире Ганда. Мы расстались на безымянном грязном перекрестке, под сырой завесой дождя, падавшей с осеннего неба. Моя дорога лежала на север, ее — на запад.

Возможно, когда мы расставались, в ее глазах были слезы: не знаю. Тогда она показалась мне чужой, и ее окружали чужие люди. Каждую минуту они лезли к ней с прошениями, просили у нее чуда или мудрого совета. Она никогда не была одна.

И я ушел на север, в земли, которые знал.

Во второй раз я перевалил через Гору Преданий и спустился огромную болотистую чашу, которая окружает Тралл. Лил зимний дождь, тяжелый и угрюмый, вода в болотах поднялась и стояла вровень с дорогой. Я нашел остатки Джайала, лежавшие на вершине пирамиды из черепов. Я сел рядом с моим другом, и пока слезы лились у меня из глаза, я увидел те самые странные создания, с которыми в первый раз встретился в подземном мире, когда там был вместе с Серешем: собиратели пиявок, они сновали по болотам и далеким скалам. Они унаследовали это место у людей: скала Тралла снова стала их, как и до того, как сюда пришел Маризиан. Теперь они собирали не пиявки, но кости, кости тех, кто сражался за Ре. Благодаря им и медитации, я нашел кости Манихея, мужа Аланды Теодорика, Сереша, Графа Дюриана, Фуртала и многих других, кому был должен. Я собрал их всех вместе, кусок за куском, все, что я мог найти. Для этого потребовалось два года, но время у меня было.

Однажды, на рассвете, когда промозглые руки осени опять схватили воздух, собиратели пиявок и я перенесли кости на вершину разрушенной горы и начали строить погребальный костер. Закончили мы уже в сгустившихся сумерках, мрачное красное солнце величественно спускалось в Астардианское Море за Огненными Горами.

Я наколдовал огненный шар, такой же сердитый, как закат, и какой же сердитый, как мое сердце: он перенес последнего Иллгилла в небо, в Зал Белой Розы, а с ним остатки моего учителя, Манихея, и всех остальных, кого я сумел разыскать. Может быть их души успокоятся; а те, кого я не сумел разыскать, пусть простят меня, бесконечно странствуя по Миру Теней. Пускай Ре отпустит вам грехи во время огненного второго пришествия.

Много часов я неподвижно глядел на пламя. Когда я опять зашевелился, был уже полдень, все собиратели пиявок исчезли. Больше я никогда не видел их. Над равниной позади меня летел белый призрак, похожий на блуждающие огоньки. Туча. Я слышал его ржание, как будто он опять звонко скачет по мостовой, разыскивая своего молодого хозяина. Успокойся, сказал я: он уже успокоился и ушел на Небеса.

Весной следующего года я перешел через Палисады и добрался до Годы, где меня радостно встретили Гарадас и остальные. Простой благословенный народ. Они спросили меня, что стало с Талассой, и я рассказал им, кем она стала и как вся Империя стелится перед ней, и они важно кивали головами, как будто действительно понимали о чем идет речь, но для меня она была такой же далекой и неподвижной, какой была статуя в святилище перед нашим появлением здесь, три года назад.

Пришло лето, я отправился в Равенспур, открыл гробницу мамы и положил цветы на ее могилу. Ту зиму я прожил в хижине на берегу Лорна, и среди голых стволов деревьев часто видел Немоса, который, как мне показалось, боялся даже своей тени; тем более он побоялся подойти ко мне. В каждую ночь полнолуния, когда полная луна нависала над озером, я видел ворота в Лорн, место, где похоронен мой отец. Они не открылись ни разу.

А когда прошла зима я вернулся сюда, в Форгхольм. Мало кто пережил эти четыре года, но лица некоторых жрецов я вспомнил. Я думаю, что они были поражены как тем, что увидели меня живым, так и тем, что я вернулся обратно. Но куда я должен был идти? Другого дома у меня не было.

Не прошло и нескольких дней, как до равнины долетело слово, что Уртред, Жрец Огня, вернулся в Форгхольм. И сюда прискакал гонец с посланием от Старейшин нового Верховного Храма в Перрикоде. Письмо назвало меня Аббатом, приказало сделать все, чтобы восстановить старое величие Форгхольма… и лишило право путешествовать, пока работа не будет завершена. Вот так я стал пленником: начальником тюрьмы, в которой заточен.

Да, но я никогда не собирался уходить отсюда. За эти четыре года странствий я повидал столько, что хватит на десять жизней вперед. Кроме того у меня была миссия — сделать жизнь юных монахов и аколитов Форгхольма настолько непохожей на жизнь новичков в мое время, насколько только возможно.

Так что я остался в башне, и потекли годы. Быстро или медленно я не могу сказать — кто считает? В этих горах правит только бесконечное могущество Ре, а не время. Бог в тенях могучих гор и утесов, его лицо управляет растрепанным облаком, которое слетает с вершины Старого Отца, его глаза горят в небе, его душа в орлах, парящих на восходящих теплых потоках. Так и прошли дни: полдень и сумерки моей жизни.

Я слышал, что земли Империи процветают. В каждой стране проходят праздники света. А в летнее солнцестояние самый большой из них происходит в Галастре: порты Суррении наполняются толпами паломников, стремящихся пересечь Астардианское море. Они собираются толпами только для того, чтобы увидеть Светоносицу — она появляется на балконе Белой Башни Залии, а снаружи ее ждет толпа в сотни тысяч человек.