Оливер Джонсон - Светоносец (сборник)

Путник сделал то, от чего до сих пор воздерживался: отвернулся от города и перевел взгляд к небольшому пригорку, что стоял в пятидесяти ярдах слева от него, на болоте. Даже в скудном предвечернем свете этот холмик ярко белел на тусклой зелени болот. Мох и лишайник уже добрались до половины его пятидесятифутовой высоты, но и теперь, даже издали, было видно, из чего он сложен: его возводили ряд за рядом из человеческих голов, голов погибших в битве при Тралле, — ныне они стали голыми черепами. Князь Фаран не позволял никому, кто входил в Тралл, забыть о том роковом дне семилетней давности. Но жрец из пятидесяти тысяч погибших знал лишь одного — Манихея.

Говорили, будто голову Манихея положили на самую вершину пирамиды. Жрец запрокинул голову, но холм был слишком далеко от него, чтобы разглядеть что-либо. На таком расстоянии все эти оскаленные черепа казались одинаковыми — приношения Иссу, богу Смерти.

Жрец на краткий миг склонил голову и вновь устремился своим скорым, широким шагом к городу, низко надвинув на лоб капюшон плаща. Но павшие в битве не оставляли его. В сотне ярдов от городских ворот на утоптанной немощеной дороге стали попадаться белые вкрапления, похожие на куски мела, но жрец знал, что это не мел. На дороге перед воротами когда-то рассыпали кости мертвых. За семь лет ноги и колеса размололи их на мелкие куски, но плечевые и бедренные кости до сих пор еще торчали по обочинам, как иглы дикобраза.

Жрец ускорил шаг. Белые осколки хрустели под ногами. Наконец он дошел до моста через заиленный ров, окружавший город. Поросший мхом каменный настил вел к массивным, исхлестанным непогодой воротам — единственному входу в Тралл. Жрец еще ниже опустил капюшон. Служители Ре по-прежнему приходили паломниками в свой храм, но все они были на подозрении. Шаги сандалий по мосту отдавались эхом от стен. Впереди зияли ворота, и в полумраке виднелись стражники в пурпурно-коричневых мундирах легионов Исса. Увидев цвета одежды жреца, они беспокойно зашевелились. Один отделился от остальных и медленно вышел вперед с алебардой в руке. Желтый и небритый, он с любопытством заглядывал под капюшон путника в тускнеющем свете дня.

— Кто ты, незнакомец? — спросил он, стараясь разглядеть лицо жреца.

— Приверженец Ре, — прозвучало в ответ.

— Это я вижу, но что привело тебя сюда?

— Хочу посетить свой храм: мне сказали, что князь Фаран пока что это дозволяет.

— Дозволяет, — ухмыльнулся часовой, — да немногие из ваших пользуются этим дозволением.

— Значит, я могу пройти?

— Не раньше, чем я взгляну на твое лицо — мой капитан желает знать обо всех, кто входит и выходит.

— Я ношу маску, как весь наш орден во время странствий.

Часовой с угрозой ступил вперед, слегка приподняв алебарду.

— В маске ты или нет, я должен тебя видеть.

Жрец отступил назад, вскинув руку в перчатке. Часовой перевел взгляд с железных когтей на закрытое капюшоном лицо, но жрец, опережая его слова, произнес:

— Хорошо, смотри — но предупреждаю, тебе не понравится то, что ты увидишь. — С этими словами он слегка отвел в сторону нижний край капюшона, показав часовому часть маски.

— Боги! — сморщился тот. — Это что же такое?

— То, что я ношу. Можно мне теперь пройти?

— Проходи, коли охота, — с отвращением отвернулся страж. — Да не показывайся никому, во имя Исса!

Жрец, не дожидаясь дальнейшего приглашения, поспешил нырнуть в калитку. Прочие стражники, словно не замечая их перебранки, продолжали греться у жаровни, безразличные ко всему, кроме пронизывающей вечерней сырости и быстро меркнувшего света. Жрец устремился вперед по улицам Нижнего Города, между оплетенных плющом руин. Торчащие к небу черные стропила свидетельствовали о пожаре, прокатившемся здесь семь лет назад. Холодная, глубокая тень лежала в извилистых переулках, ведущих вверх, на скалы. На улицах было пусто. Памятуя предостережение Захарии, жрец торопливо поднимался в гору, скользя сандалиями по влажным булыжникам. Глаза его сквозь прорези маски перебегали вправо и влево, всматриваясь во мрак по обе стороны улицы. Зияющие двери, окна без единого стекла, провалившиеся крыши, почернелые стены, сорняки, выросшие на них в тех скудных лучах, что сюда проникают.

Впереди кто-то поспешно шмыгнул в дом, где еще имелись двери и решетки на окнах. Жрец, проходя мимо, услышал лязг задвигаемых засовов и звон цепей. Чувство одиночества, одолевавшее его весь месяц пути через Огненные горы, сделалось еще сильнее — точно он был одним из отверженных, что рыщут по этим улицам, наводя ужас на жителей. Это город призраков — больше ему не повстречался никто, хотя бы и спешащий укрыться в доме. Через двадцать минут подъема жрец остановился перевести дух на террасе, откуда видна была равнина. Солнце, плоский пурпурный овал, висело над западными горами. Его лучи не грели, и из носового отверстия маски вырывалось густое облачко пара. Содрогнувшись, жрец поспешил дальше.

Страх и возбуждение переполняли его. Встреча с часовым у ворот послужила предостережением: каждый служитель Ре в этом городе находится под подозрением. Но вскоре он окажется в безопасных стенах храма, рядом с братом, и узнает, зачем тот вызвал его сюда после двенадцати лет разлуки, семь из которых он не видел ни единого человеческого лица.

Он миновал стену внутренних укреплений толщиной в двадцать футов. Со свода подворотни капала вода. Ворота никем не охранялись, и жрец вновь вышел в угасающий небесный свет.

Здесь, на плоской гранитной верхушке утеса, помешалась самая старая часть города. Перед жрецом открылось широкое пространство протяженностью ярдов в сто. На нем стояли невысокие обелиски, каждый окруженный концентрическим узором из булыжника. Справа высилась пирамида Ре. Ее темные ступени поднимались к сереющему небу, и стервятники лениво кружили над столбом дыма, встающим из ее вершины. Впереди, к северу, темнели разрушенные стены и сожженные башни внутренней цитадели. Слева вздымалась зеркально отражающая храм Ре пирамида Исса, окруженная высокой стеной. Последние лучи солнца зализали площадь, отражаясь от булыжника. Кроме жреца, на ней, казалось, не было ни души. Он удивился этому: должна же тут быть какая-то жизнь, если солнце еще светит?

Из храма Ре донесся звучный удар гонга, созывающий верующих на молитву. Потом послышался еще один звук — человеческий голос, слабый, по достаточно громкий, чтобы перекрыть раскаты гонга.

— Да не ступит нога твоя в тень, брат Маска, — произнес он.

Жрец удивленно обернулся и только теперь разглядел колодки, стоящие в ряд на границе света и тени у западного края площадки, как раз рядом с ним. Колодок было четырнадцать, и все были заняты, голос же доносился из самых ближних. Жрец подошел. Человек, сидевший в них, был худ, как скелет. Кисти, торчащие из деревянных плах, казались огромными по сравнению с высохшими руками. Глаза на желтом лице были обведены пурпурным ободом, волосы слиплись космами, как у больного в горячке. Одежды, такие же красно-оранжевые, как и у пришельца, были грязны, изодраны, и сквозь них проглядывало тело. На жуткую маску путника он смотрел без трепета, как тот, который знает, что скоро умрет. На вид ему было столько же, сколько пришедшему, — лет двадцать.