Дэвид Эддингс - Хроники Тамула

— Магию? Ты? — она презрительно рассмеялась.

Келтэн отступил, занес правую ногу и со всей силы ударил каблуком сапога по засову. Еще два удара — и дверь, треснув, распахнулась настежь.

— Что ты делаешь?! — пронзительно вскрикнула Сефрения.

— Разве ты не встречалась прежде с эленийской магией, матушка? — мягко осведомился он. — Мы применяем ее постоянно. Ты не против, если я войду? — С этими словами он перешагнул усыпанный щепками порог. — Мы подумали, что тебе скучновато одной и нужно на кого-нибудь накричать. Вэнион хотел прийти сам, но я ему не позволил.

— Ты?! С каких это пор ты отдаешь приказы Вэниону?

— Я выше его ростом — и моложе.

— Убирайся из моей комнаты!

— Прости, не могу. — Он выглянул из окна. — У тебя здесь такой прекрасный вид. Вся дорога к гавани как на ладони. Может быть, начнем? Можешь визжать и молотить меня кулаками, только, пожалуйста, не превращай меня в лягушку. Алиэн это не понравится.

— Кто тебя послал, Келтэн?

— Я ведь уже сказал тебе — я сам вызвался. Я не пустил Вэниона, потому что ты сейчас слишком возбуждена. Ты наговорила бы ему всякого, о чем потом вы оба пожалели бы. Мне, Сефрения, можешь наговорить что угодно. Мои чувства очень трудно задеть.

— Убирайся!

— Ни за что. Хочешь, я приготовлю тебе чашечку чаю?

— Оставь меня в покое!

— Я ведь уже сказал — ни за что. — И с этими словами Келтэн взял ее за плечи и заключил в свои медвежьи объятья. Она вырывалась изо всех сил, но он даже не дрогнул.

— Твои волосы приятно пахнут, — заметил он. Сефрения замолотила кулачками по его спине.

— Я тебя ненавижу!

— Вовсе нет, — хладнокровно ответил он. — Ты не смогла бы меня ненавидеть, даже если бы захотела. — Он все так же крепко сжимал ее в объятьях. — Осень нынче выдалась теплая, правда?

— Пожалуйста, Келтэн, оставь меня в покое.

— Нет.

Сефрения разрыдалась, судорожно цепляясь за его камзол и уткнувшись лицом в его грудь.

— Мне так стыдно! — прорыдала она.

— Отчего это? Ты не сделала ничего плохого. Заласта обманул тебя, вот и все. Он обманул и всех нас, так что твоей вины здесь не больше, чем нашей.

— Я разбила сердце Вэниона!

— Вот уж не думаю. Ты же знаешь Вэниона. Он способен вынести очень многое.

Сефрения продолжала бурно рыдать — на что более или менее и рассчитывал Келтэн. Он вытащил из рукава камзола носовой платок и подал его Сефрении, не размыкая объятий.

— Я никогда не посмею посмотреть им в глаза, — всхлипывала она.

— Кому? Остальным? Посмеешь, конечно, и еще как. Ты сваляла дурака, вот и все. Время от времени такое с каждым случается.

— Как ты смеешь?! — Сефрения вновь заколотила его кулачками по спине.

Келтэну очень хотелось, чтобы эта часть их беседы поскорее закончилась.

— Но ведь это правда, верно? — мягко спросил он. — Никто не винит тебя, но все равно это правда. Тебе казалось, что ты поступаешь правильно, а оказалось — наоборот. Знаешь, всем случается ошибаться. Совершенных людей в мире нет.

— Мне так стыдно!

— Это ты уже говорила. Ты уверена, что не хочешь выпить чашечку чаю?

— Тебе нужно отдохнуть, анара, — заботливо проговорил Сарабиан. — Я и не представлял, насколько это утомительно для тебя.

Ксанетия улыбнулась ему.

— Ты добр, Сарабиан Тамульский, однако я не столь хрупка и слаба, как ты полагаешь. Итак, продолжим. Замышлял Заласта различными соблазнами еще в юные годы совратить Анакху и тем обрести доступ к Беллиому без опасной борьбы, однако Сефрения и Афраэль весьма бдительно надзирали за детством и юностью Беллиомова творения, вновь разрушив замысел Заласты, хотя сами о том не ведали.

Тогда рассудил Заласта, что нет у него иного выхода, как стать врагом, а не искусителем Анакхи, и держал он совет с Огераджином и Оттом, и отправился затем в Симмур, дабы отыскать там пособников своему делу. Для сего притворился он одним из бесчисленных земохских стириков, коих Отт посылал в эленийские королевства, дабы сеять там раздор и смуту.

— Да уж, их было более чем достаточно, — согласился Улаф. — Ходили слухи, что земохский стирик может дать эленийцу все, что он пожелает, — если, конечно, элениец не слишком дорожит своей душой.

— Воистину щедры были льстивые посулы оных стириков, — согласилась Ксанетия, — однако Оттовы посланцы были людьми ограниченными.

— Весьма ограниченными, — согласился Вэнион.

— Заласта же действовал более тонко и куда как терпеливо. Отыскал он себе подходящего ученика в молодом духовнике королевского дома Элении, священнике по имени Энниас.

— Энниас?! — воскликнула Элана. — Я и не знала, что он когда-то был королевским духовником.

— Это было еще до твоего рождения, — пояснил Спархок.

— Теперь понятно, почему он имел такое большое влияние на отца. Так значит, анара, за всем этим стоял Заласта?

Ксанетия кивнула.

— Не так-то легко совратить молодого священника, — возразил Бевьер. — Они обычно ревностные идеалисты.

— И Энниас не был исключением, — отозвалась Ксанетия. — Отличался он честолюбием, однако в молодые свои годы был твердо предан идеалам Церкви. Идеализм его был немалой помехой планам Заласты, однако нашел он средство обойти его. — Ксанетия замялась, слегка покраснев. — Ни в коей мере не желала бы я оскорбить тебя, королева Элении, однако сестра твоего отца всегда была распутна и похотлива…

— Меня это нисколько не оскорбит, анара, — ответила Элана. — Об аппетитах Ариссы в Симмуре ходили легенды, и потом, я никогда не испытывала к ней особой любви.

— Это было связано с планами Заласты? — спросила Мелидира.

— Истинно так, баронесса, — ответила Ксанетия. — Принцесса Арисса и была тем средством, коим Заласта привлек Энниаса на свою сторону. Хорошо вышколенный развратным Огераджином, предложил Заласта похотливой принцессе… — Ксанетия запнулась, заливаясь румянцем.

— Можешь не вдаваться в подробности, Ксанетия, — сказала Элана. — Все мы знали Ариссу — она была способна на что угодно.

— Воистину оказалась она способной ученицей, — согласилась Ксанетия. — Заласта полагал, что Энниас будет ему полезен как советник твоего отца, королева. Посему внушил он распутной твоей тетке, что ни одно деяние не будет столь греховно, как совращение молодого священника, и мысль сия, целиком овладевшая Ариссой, вскоре принесла свои плоды. На двенадцатом году своей жизни похитила Арисса сомнительную добродетель духовника твоего отца.

— В двенадцать лет?! — изумленно пробормотала Мелидира. — Скороспелая девочка, ничего не скажешь.

— Энниас терзался муками раскаяния, — продолжала Ксанетия.

— Энниас? — фыркнула Элана. — Да он даже не знал, что означает это слово.

— Ты заблуждаешься, моя королева, — возразил Вэнион. — Я знавал Энниаса в молодости. Он был целиком и полностью предан идеалам Церкви. Перемены в нем произошли гораздо позже. Мы с отцом Спархока всегда гадали, что же это с ним стряслось.