Стивен Браст - Приключения Виконта Адриланки

— Вот мой, здесь! Возьмите моего. Он может бежать день и ночь не уставая, а завтра опять сможет работать.

— Этот доходяга? О, ты не можешь оскорбить Его Лордство, предложив ему эту клячу, голова которого свисает ниже колен, а хвост волочится по земля, да он сдохнет от старости прежде, чем выедет из города — просто чудо, что он еще не умер в своем стойле.

— Здесь, просто взгляните. Видели ли вы лучшего коня в своей жизни?

— Нет, нет, ты что не видишь, что Его Лордство высок ? Да на этом пони его ноги будут волочиться по земле.

— Нет, нет, милорд, даже не думайте о этой еле движушейся кобыле из хозяйства Джуно; она с трудом сдвинет с места обыкновенную двухколку. Вот, посмотрите на моего друга, моего красавца, Дана. Какие плечи…

«Слишком молод». «Слишком стар». «Не быстр». «Не вынослив». «Не выдресирован». И так далее, и так далее.

Очень скоро дискуссия стала горячее и жители деревни начали отталкивать друг друга, голоса зазвучали громче. Кое-кто уже стал доказывать свою правоту кулаками, а некоторые уже искали глазами палки, чтобы прояснить некоторые неясные аспекты аргументации, которые иначе могли бы остаться непонятыми. В этот момент один из более рассудительных жителей, который был старостой деревни и одним из тех, у кто не было лошади, которую можно было бы предложить (так он хорошо знал, что его собственный престарелый мерин имеет слишком много недостатков, в которых бы его немедленно обвинили), предложил устроить скачки, победитель которых и будет иметь честь служить Его Лордству. Все приветствовали эту мысль громкими одобряющими криками, и под шумные апплодисменты собравшихся скачки состоялись бы немедленно, если бы Маролан, вынужденно, не заметил, что лошадь, которая выиграет скачки, едва ли будет способна довезти его до цели, во всяком случае с надлежащим рвением, а это, как он обязан напомнить, сейчас самое главное.

В конце концов отобрали четыре лошади, бросили жребий и таким образом выбрали коня (серый в яблоках техлетний Немеслеклу, жеребец по кличке Хазай), оседлали, и после долгого спора его хозяин, состоятельный крестянин по имени Пейтро, согласился взять золотую монету, на которую он пообещал купить выпивку всей деревне, а остаток пожертвовать Богине Демонов.

Маролан сел на жеребца, который, кстати, был довольно нервным, и не привык нести на себе всадника такого роста, но Маролан, хорошо знал, что, проявив спокойную твердость, можно добиться усердного послушания от лошадей и слуг, что-то мягко сказал ему на ухо, потрепал по шее, и жеребец быстро успокоился. Потуже натянув плащ, он махнул на прощание рукой, повернул коня на север и пустил его галопом, который, выехав из Черной Часовни, поменял на рысь.

Опасность заблудиться ему не грозила: там, где были дороги, они были достаточно хороши, а там, где их не было — в них не было необходимости. Во время пути он всегда оставался не далее, чем в полумиле от Грохочущего Озера, и его песня лилась в уши юного Даконлорда. Когда настала ночь, он, использовав самое простое заклинание, сотворил вокруг себя светящуюся сферу, которая на несколько секунд вывела из себя жеребца, но тот быстро привык к ней и смог скакать дальше.

Дважды Маролан останавливался, чтобы дать отдохнуть ногам (которым было не слишком удобно из-за высоких стремян) и коню, но никогда не останавливался надолго. Во время одной из таких остановок Маролан вышел на берег озера и, глядя на него, сказал, — Богиня? Вы со мной? Я хочу заверить вас: все, что я делаю, я делаю для вас, и все эти смерти — а я обешаю вам, что их будет много — я посвящу вам. — Пока он стоял в темноте и тишине, закрыв глаза, ему показалось, как что-то ласково коснулось его лба, и, был ли это поцелуй Верры или нет, он решил, что был. Он открыл глаза, сел на лошадь, вновь зажег свой волшебный свет, и поехал дальше.

У Маролана вообще был инстинкт всадника — то есть он точно знал, какую скорость он может выжать из лошади, не убивая ее. Это, а также и то, что жеребец действительно был первого сорта, к первым утренним лучам привело его к первой из тех четырех деревнь, о которой ему рассказывали, и которую он узнал по ряду платанов, листья которых шуршали под легким утренним ветром.

Он отпустил поводья и потрепал жеребца по шее. — Хорошо сделано, — сказал он ему. — Как говорит Фентор, восход — лучшее время для атаки. Что ж, давай проверим это.

Примерно в пяти милях от города по Нижней Дороге Кайрона есть место, называемое Павильоном Барлена, где дорога расширяется, чтобы дать возможность экипажам развернуться и где, более того, находится парк, частью которого, как можно догадаться по имени, и является павильон. Именно в этом месте, под крышей павильона, еще до наступления первого утреннего часа, Герцог Кана, сидя на прекрасном сером мерине и окруженный офицерами своего штаба, а также, мы обязаны добавить, и всей армией, повернулся к своей кузине и спросил, — Все ли готово?

Трудно было бы пожелать лучшего дня для битвы: флаги щелкали под порывами сильного ветра, дующего с моря, и, быть может, некоторые проблемы могли возникнуть у тех, кто должен был кидать копья, и, возможно, воздух был несколько холодноват, но обещал согреться к середине дня (как заметил один из ожидавших приказа пехотинцев своему другу, сегодня будет достатончно жарко еще до того, как все остынет). Затемнение было достаточно высоко, легкая оранжевая дымка с небольшой примесью красного; моряки считали небо такого цвета добрым предзнаменованием. Сильный запах моря подбадривал всех, кто там был, и в этот день, день начала праздника, даже лошади офицеров штаба Каны и гонцов казались более оживленными и беспокойными, чем обычно.

Хабил, которая сидела на лошади, как две капли воды похожей коня ее кузена, сказала, — Ваше Величество, вы задаете мне этот вопрос в шестой раз.

— Да, и?

— И я уже готова поверить, что вы нервничаете.

— Я, нервничаю?

— Да, я готова поверить в это.

— Ни в коем случае.

— Ну, если вы настаиваете, тогда нет.

— Моя дорогая кузина, вы очень хорошо знаете, что когда наступит время действовать, я буду холоден как лед. Но сейчас мы ждем. А я терпеть не могу ждать.

— Вы всегда были таким.

— Точно.

— Ну, теперь я поняла.

— Более того, когда мы узнали, что на тех двух дорогах, по которым мы собирались атаковать, неизвестно откуда появились укрепления и нам пришлось изменить время нашего наступления, то, как мне кажется, у меня есть некоторые причины для волнения.