Александр Михайловский - Батыева погибель

– Могу поклясться на мече, – торжественно произнес я, – и целовать крест в том, что все сделанное мной сделано с ведома и по поручению самого Творца всего Сущего, дозволившего мне и моим соратникам то, что не дозволяется и не доступно обычным людям. Также могу поклясться, что железные звери, о которых тут было сказано – никакие не колдовские создания, а всего лишь самоходные боевые колесницы из холодной стали*, созданные невероятно искусными мастерами.

Примечание авторов: * По тогдашним понятиям, на холодную сталь и железо было невозможно наложить какие-либо заклинания, а заколдовываться меч должен был в процессе ковки, и именно потому кузнецов считали связанными с колдовством и нечистой силой.

– Клянись, чужеземец, – выкрикнул смоленский князь, показывая на стоящего чуть в стороне отца Александра, – целуй крест, и горе тебе, если Господь отвергнет твою клятву. Против святого креста бессильно любое колдовство!

Я буду не я, если эта сцена заранее не была спланирована хитрым политтехнологом. Сбило им темп только то, что сперва началась публичная свара между двумя князьями, а потом внесли тушку Батыя, который и сейчас, злобно щерясь, смотрит прямо на меня своими узкими глазами.

– Целуй свой крест, коназ Серегин, – выкрикнул он мне, – и мы посмотрит, потворствует ли твой Бог колдунам и обманщикам.

Я вытащил из ножен меч Ареса и поднял его на вытянутой руке острием к потолку.

– Клянусь в том, что все сделанное мной и моими соратниками, сделано с ведома и по поручению самого Творца всего Сущего, – торжественно произнес я, и льдисто отсвечивающее лезвие меча вдруг засияло ярким бело-голубым светом, из-за чего в пиршественной зале стало так светло, будто там зажгли дуговую лампу от зенитного прожектора.

Большинство князей крестилось и шептало слова молитв, а некоторые так и вообще падали на колени. Но самый интересный вид был у Батыя, узенькие глазки которого округлились, рот раскрылся, отчего он являл вид внезапного растерянного озарения, типа: «так вот с кем я связался, дурак несчастный!» В тот момент я так не понял, чего они там увидели, кроме светящегося меча, но все равно послушно поцеловал крест, протянутый мне отцом Александром, после чего сияние меча медленно угасло до чуть заметного свечения.

– Знаешь ли, ты друг мой Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, – сказал мне на ухо Ярослав Всеволодович, когда я вложил меч Ареса в ножны, – что на мгновение вокруг твоей головы появился призрачный сияющий нимб, вокруг тела светящиеся доспехи, а за спиной широкие ангельские крылья? Даже я, знающий, с кем на самом деле имею дело, был потрясен до глубины души. Молви мне, ты часом не сам ли Архангел Михаил, со своим ангельским воинством явившийся к нам помочь отбить нашествие Батыги?

– Да нет же, друг мой Ярослав Всеволодович, великий князь Киевский, – устало ответил я, – не Архангел Михаил я, а всего лишь один из его воинов, смертный, делающий тяжкую и многотрудную работу господнего воина, расчищающего миры от скверны, подобной вашему Батыге. Здесь моя работа подходит к концу, дальше дело будет за твоим старшим сыном, который, как ты знаешь, тоже человек не совсем обыкновенный, если не сказать большего.

Кстати, пока мы разговаривали, недавние спорщики Даниил Галицкий и наехавший смоленский князь, а также присоединившийся к ним чуть позже Михаил Черниговский и некоторые другие князья и бояре бочком-бочком начали протискиваться к выходу, очевидно, желая покинуть нашу компанию и не докучать своим присутствием. Непорядок это. Надо их остановить. Мы же, чай, не в Англии, чтобы джентльмены могли уходить из клуба не прощаясь.

– Кстати, друг мой Ярослав Всеволодович, – добавил я, кивком указав нужном направлении, – а чего это наши лучшие друзья так скромно решили нас оставить, при этом даже не попрощавшись? Одно из двух – или им тут слишком душно, или у них нечиста совесть и рыло при том в пуху.

– Скорее всего, второе, друг мой Серегин, – ответил великий князь Киевский и хлопнул в ладоши, громко крикнув: – Эй, стража, никого из этой залы не выпускать!

Мое мысленное подтверждение присутствующей здесь моей охране из бойцовых лилиток и лязг извлекаемых из ножен мечей. Четверо владимирских воинов в полном доспехе и столько же моих воительниц заступают беглецам путь и те, уже было разогнавшиеся, тормозят всеми четырьмя копытами, чтобы не насадиться на выставленные острия мечей. С остроухими богатырками великанских пропорций, выполняющими мой прямой приказ, теперь не хочет связываться ни один вменяемый человек. Слишком хорошо все знают их боевое мастерство, и уж очень сильно сейчас в своих белых одеждах поверх доспехов они похожи на небесное ангельское воинство, каким его изображают ни иконах.

Поэтому беглецы вытаскивают из ножен кинжалы и короткие мечи и бросают их на пол. По местным обычаям это означает безоговорочную капитуляцию. Почти одновременно за дверями залы слышен какой-то шум и звуки борьбы, потом несколько раз раздается чавкающий звук, будто мечом разрубают свиную тушу – после чего все снова затихает. С княжескими телохранителями, которые ломанулись на помощь своим патронам, тоже все кончено. Итак, у нас сложился уникальный шанс разом избавиться от большей части княжеского балласта, с самого начала перераспределив власть в нужные руки.

– Ну вот и все, господа хорошие и не очень, – обратился я к неудачливым беглецам, усаживаясь обратно в кресло, – интересно, с чего бы случилось столь торопливое бегство? Неужто у вас у всех разом подвело животы или вы вспомнили о важных и неотложных делах, или, может, у вас нечиста совесть? Отвечайте, не стесняйтесь, за честный ответ вам ничего не будет.

Выдержав наполненную ватной тишиной паузу, я повернулся к Батыю и обратился к нему по-русски, а энергооболочка, как и в тот раз, перевела мои слова на местный древнемонгольский.

– Или лучше спросить у хана Батыги – вон он стоит тут – о том, кто звал его на Русь, кто обещал: «приходи и володей нами» – но только уничтожь моих соперников? А, Бату Джучиевич, отвечай?

– А зачем? – мрачно ответил Батый. – Ты же, коназ Серегин, все равно меня казнишь, вон даже кол уже приготовил, так что скажу я тебе чего или нет, уже не имеет большого значения.

– Ну так, – сказал я, – казнить тоже можно по-разному. Можно быстро и почти без мук отправить твою душу для разбирательства в загробный мир, а можно сделать так, что после нескольких суток казни тебе смерть будет казаться желанной сладкой сказкой, но до самого последнего момента, когда я решу, что достаточно, ты будешь в полном сознании, чувствуя все, что с тобой будут делать палачи.

– Нет, – сказал Батый, складывая на груди руки, – ты можешь делать со мной все что захочешь, но не изменишь моего решения. Я не буду помогать искать твоих врагов.