Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

Хоббит судорожно сглотнул. Ему казалось, что на него смотрит сейчас весь трактир, что смолчать нельзя, надо что-то делать — но что? Фолко никогда не отличался хорошо подвешенным языком… Что делать?!

Он затравленно огляделся — и, к своему ужасу, увидел, что передразнивавший его парень идёт через залу прямо к нему. Его длинное лицо было изрыто оспинами, редкие волосы не могли скрыть оттопыренные уши, зеленоватые кошачьи глаза были презрительно сощурены… Он шёл прямо на Фолко, и внутри у хоббита всё упало.

— Эй, ты, мохнолапый! Чего это ты на моём месте расселся? — Парень стоял подбоченясь и презрительно цедил слова сквозь зубы. — Уматывай давай, дважды повторять не люблю. Ты чё, оглох, что ли?

Фолко не двигался, и только его правая рука судорожно стискивала рукоять бесполезного сейчас меча.

— Место было свободно, — с трудом выдавил из себя хоббит. — Мне никто ничего не сказал…

— Чего? Чё это ты там пищишь? — Юнец пренебрежительно скривился. — Не слышу! Раз с людьми говоришь, мелочь мохнатая, так уж чтобы тебя слышно было!

— Место было свободно, — упрямо повторил Фолко. — Я занял его, и теперь оно мое. Поищи себе другое.

Он отвернулся, делая вид, что считает разговор законченным. В то же мгновение его схватили за нос и повернули лицом в прежнюю сторону.

— Кто это тебе нос-то воротить разрешил? Сюда смотри, уродина! Ты сперва шерсть на лапах выведи, а уж потом в приличное общество лезь! Понял? Повтори?

— Убирайся! — тихо и с ненавистью сказал Фолко. — Убирайся, не то…

Он до половины выдвинул клинок из ножен. Однако его мучитель и бровью не повел.

— Ой, как страшно! Ой, сейчас под стол спрячусь! А сам туда прогуляться не желаешь?!

Парень с неожиданной силой ударил по табурету, на котором сидел хоббит. Фолко покатился по полу, пребольно стукнувшись коленками и локтями, не успев даже понять, что произошло. Парень действовал так быстро и ловко, что никто ничего не заметил; люди с удивлением взглянули на ни с того ни с сего грохнувшегося на пол хоббита и вернулись к прерванным занятиям.

Острый и твёрдый носок сапога врезался в бок упавшему хоббиту. Его отбросило к стойке, левая сторона тела вспыхнула от острой боли. Фолко скорчился, прикрывая голову руками. А его обидчик, гордо усевшись на отвоёванный табурет, вдруг запел издевательскую песенку-частушку:

— Глупый хоббит у дороги деловито бреет ноги. Зря старается — от века не похож на человека!

Несколько человек в зале засмеялись, а уж компания у стены — та и вовсе зашлась от хохота.

И тут в голове Фолко всё внезапно улеглось и успокоилось. Теперь он твёрдо знал, что ему надо делать. Он с трудом поднялся и заковылял прочь, к тому концу стойки, где слуга наливал пиво. Никчёмный меч волочился по доскам — один из ремешков оборвался… Затылком хоббит безошибочно чувствовал устремлённые на него насмешливые взгляды — среди них был и торжествующий взгляд его обидчика. Фолко дошёл до края стойки и резко повернулся.

— Эй, ты, недоносок в зелёном! — выкрикнул он. — Получай!

Дубовая пивная кружка с глухим ударом врезалась в голову не успевшего даже дёрнуться юнца. Фолко всегда был одним из первых среди своих сверстников, когда дело доходило до метания камней или стрельбы из лука; в этом искусстве хоббиты, как известно, лишь незначительно уступают эльфам и намного превосходят все прочие народы Средиземья.

Враз обмякшее тело парня тупо стукнулось об пол; он рухнул, точно подрубленное дерево, и лежал неподвижно, лицом вниз; вокруг его головы медленно растекалось кровавое пятно.

Фолко потерянно стоял и смотрел на поверженного врага. В сознание ворвался взволнованный гул голосов — он не слушал, не воспринимал их, завороженно глядя на наконец заворочавшегося и застонавшего юнца. К нему подскочили двое в зелёном, помогли сесть. Он с трудом повернул разбитое лицо к стоящему шагах в десяти от него хоббиту. Кровь моментально смыла с него и презрение, и браваду; теперь Фолко с непонятным, но сладким чувством видел в его лице недоумение и животный страх — тем более что рука хоббита помимо его воли вновь ухватилась за стоявшую рядом с ним пивную кружку.

Кто-то тормошил хоббита, кто-то о чём-то спрашивал его — он молчал, глядя, как стеной стали надвигаться на него люди в зелёном. И тогда он обнажил меч.

Одетые в зелёное глядели на него с ненавистью; они стояли тесной группой в полутора десятках шагов от хоббита и молчали. Из-за их плотно сдвинутых спин время от времени доносились слабые стоны и всхлипывания.

— Погодите, погодите! — вихрем вылетел откуда-то трактирщик. — Что случилось? Что произошло? Сейчас во всём разберемся…

— Нечего тут разбираться, — прервал его чей-то холодный, скрипучий голос.

Фолко вздрогнул — впервые заговорил кто-то из «зелёных».

— Дерзость нуждается в наказании, — продолжал тот же голос.

Ряды чужаков в зеленом раздвинулись, и на пустое пространство неспешно вышел человек.

Перед хоббитом стоял невысокий, лишь немногим выше его самого, горбун с длинными, едва не достигавшими колен узловатыми руками. На треугольном лице выделялись хищный тонкий нос и блёкло-стальные глаза. Встретив его взгляд, Фолко затрепетал, словно кролик перед удавом. Однако в этом взгляде не было ни злобы, ни даже ненависти, лишь сила — он казался спокойным, чуть усталым, и даже, как показалось хоббиту, в нем промелькнуло нечто похожее на сочувствие. Горбун смотрел на хоббита без гнева и злости — так смотрят на ничего не подозревающую муху, когда собираются прихлопнуть её ладонью. Казалось, горбун вышел не столько для того, чтобы проучить именно этого хоббита, именно за этот поступок, а потому, что представился удобный случай дать волю своей силе.

Всё это в одно мгновение промелькнуло в голове прижавшегося к стойке хоббита. В эти секунды его ум обрёл необычайную ясность, схватывая малейшие, даже самые незначительные детали и превращая их в бесспорные выводы.

Взлетел и тотчас угас встревоженный говор в рядах зрителей при виде обнажённого клинка в руках хоббита. Угас, потому что горбун, холодно усмехаясь уголками рта, вытащил из складок одежды коричневатую палку длиной в полтора локтя и спокойно повернулся к людям:

— Крови не будет, не беспокойтесь, почтенные! Вы видите, — он бросил на пол тяжёлый кожаный пояс с висевшим на нём кинжалом в чёрных ножнах, — я сталь не обнажаю. Ты, — он впервые обратился прямо к Фолко, у которого моментально язык присох к нёбу, — ты первым пролил кровь. Защищайся или нападай — мне всё равно. Но для начала…

Он внезапно сделал движение и сразу же оказался рядом с опешившим хоббитом. Холодные крючковатые пальцы рванули его снизу вверх под подбородок, зубы Фолко клацнули, и вдобавок он больно прикусил себе язык. В следующее мгновение он получил удар по ногам и вторично покатился по полу. Окружающие рассмеялись, раздались выкрики: