Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

«О мощный Ауле, гурры вкупе с горными и пещерными троллями!» — отрешенно подумал хоббит, не имея времени пугаться.

Его руки уже делали свое дело — и снег на ближнем склоне окрасился темной кровью одного из нападавших.

Отон бесстрашно выехал было вперед, что-то крикнул — в грудь ему ударило тяжелое кривое копье, видно, самодельное — оно не пробило кольчугу, но сбросило предводителя на землю.

Бывалые дружинники Отона, однако, в первый момент растерялись. Все помнили приказ Капитана — уладить дело миром — и потому отбивались как-то вяло, а здоровенные тролли, добежав наконец до сбившихся в кучу противников, пустили в ход тяжелые дубины; гурры же задержались наверху, пуская множество стрел, хоть и с плохими наконечниками, но способные ударить чувствительно. Фолко быстро огляделся — оцепенение не овладело лишь им да двумя гномами; растерянность воинов Отона, похоже, взялись усугубить несколько старых гурров, стоявших на высоком каменном выступе, — они делали руками какие-то пассы и бросали в небольшой костерок какие-то коренья, вспыхивающие трескучим, дымным пламенем.

Стоило Фолко поднять на них глаза, как странная истома стала наваливаться и на него; отяжелели руки и веки, все поплыло перед глазами... Однако он еще мог бороться, и он стал бороться; откуда-то из глубин памяти всплыл Синий Цветок, тающие на ладони голубые лепестки — и отрезвляющая боль в руке смыла пелену с сознания, возвращая силы и решимость.

А тем временем бой оборачивался совсем плохо для отряда Отона. Огромные лапы троллей тащили воинов из седел, заламывали им руки, обезоруживали, вязали; кое-кто сопротивлялся, но их обступали со всех сторон, и спасения было ждать неоткуда; чары гурров, похоже, действовали — мечи в руках спутников хоббита поднимались все медленнее, будто во сне; правда, гномы держались — они успели зарубить уже трех троллей и сейчас добивали четвертого; убедившись, что с друзьями все в порядке, хоббит стал искать взглядом Отона — потому что, как и при встрече с Ночной Хозяйкой, иной надежды, кроме Талисмана, не оставалось. Фолко сразу понял это — и, увидев, как два громадных тролля волокут поваленного еще в самом начале Отона, хоббит, не мешкая, рванулся к нему.

Он не боялся — страх навалился на него только после, когда Фолко осознал, насколько близка была его гибель.

В горячке боя никто из троллей не обратил внимания на маленького хоббита; тот вырвал стрелу из колчана и привычно взял прицел. Древко до половины вошло в шею одного из тащивших Отона троллей, выставив наружу окровавленный наконечник; глухой рев, сиплый стон — и все кончено; второй тролль успел повернуться, вскинул дубину, но лишь для того, чтобы разделить участь своего сотоварища — не теряя ни секунды, Фолко прострелил ему горло.

— Талисман, Отон, Талисман! — затряс он за плечи своего Капитана.

Однако, лишившись сознания от удара, тот оставался недвижен и безгласен. Руки хоббита беспорядочно зашарили по тяжелому телу, пытаясь отыскать заветно-зловещее Кольцо; он страшно торопился, ежесекундно оглядываясь; и не напрасно, потому что отряд был близок к полному разгрому, больше медлить было нельзя, и Фолко взялся за лук. Р-раз! — и, нелепо раскинув руки, с высокого карниза полетел старый гурр-колдун; два! — и рухнул ничком в костер второй из гурров.

— Сюда! Ко мне! Здесь Капитан! — во весь голос завопил хоббит, обнажая меч.

Гурры били из лука, но кольчуга отразила стрелы. Тогда дружинники в свою очередь взялись за мечи. Для хоббита дело оборачивалось плохо — на помощь гуррам пришло пятеро троллей, но вовремя подоспела подмога. Пока гурры-чародеи наверху разводили новый костер, суетились и мельтешили, сила их заклятий ослабла, люди встряхнулись и отпор тотчас усилился. К хоббиту подскочили четверо ангмарцев и несколько орков; на время они отбросили нападавших, уложив трех троллей, но и сами потеряли двоих; однако драгоценные секунды были выиграны, и Фолко, застонав от напряжения, сумел-таки перевернуть неподъемное тело Отона, запустил руку глубоко под кольчугу и нашарил крошечный кожаный кошель на прочной цепочке. Пальцы рванули завязку — и Фолко выпрямился, держа в ладони тусклый золотой ободок.

Странное чувство охватило его — он словно стоял над бездонным обрывом, откуда тянуло сухим, обжигающим лицо жаром; перед мысленным взором его мелькнули сорванные, кружащиеся, будто под сильным ветром, голубые лепестки его заветного цветка, сотни далеких голосов воззвали к нему: «Остановись! Не надевай!»; поток знакомой мутноватой силы, затемняющей сознание, вырвался наружу, но остановился, не в силах преодолеть барьера воли хоббита, стремительно возведшего вокруг загадочного Талисмана прочную и пока не преодолимую для этой силы ограду. Мрачной и темной была мощь, заключенная в Талисмане; ничего, кроме замогильного мрака, не видел в ней хоббит, пристально вглядываясь в нее своим дивно обострившимся внутренним зрением — даром того самого Синего Цветка, спасенного им от гибели на земле. И сейчас он видел все словно сквозь ворох голубоватых лепестков; но они не мешали, — напротив, каждый из них походил на волшебное увеличительное стекло, помогая различить подробности внутренней сути Талисмана.

Однако не только тяжкий, беспросветный мрак составлял силу грозного Кольца; вглядевшись, Фолко различил там и второй, верхний слой — на сумрачном, жестоком и безжалостном фундаменте было и нечто иное — могучее, но не черное, содрогающееся, словно человеческое сердце, стремительное и своенравное, для чего хоббит не мог подобрать сразу определения; в этом втором слое было намешано всего, словно незадачливый творец, не глядя, швырнул в тигель частицу себя самого. И тут хоббита осенило.

«Это же человеческое начало! — сказал он себе. — То, что я не могу понять и определить — это часть человеческой силы!»

«И сплав темной воли и смелых сердец он вложит в свой всемогущий венец», — вдруг вспомнились слова Наугрима. Да! На фундаменте странной, древней и черной силы, невесть откуда взявшейся в Олмере, был возведен Талисман; но немало в нем было и от свободной человеческой воли; однако сейчас она даже мешала, не давая постигнуть самой сути; очень страшна и холодна была эта глубинная суть, но Фолко настойчиво продвигался к ней, ломая собственные страхи, — мороз драл по коже, кровь леденела в жилах, невообразимо древняя ненависть оживала в глубинах Талисмана, вставая от векового оцепенения. Это воля хоббита давала сейчас ей дорогу; он понял, что все, вложенное в Талисман его творцом, помогало обуздывать эту древнюю земную силу; но иного пути не было, оставалось только собрать в кулак все, что у него имелось, чтобы попытаться понять.