Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

Тан но привычке практически не слышал буйного многоголосья рынка. Эльдринги-владельцы никогда не расхваливали свой товар сами, этим занимались специально нанятые харадримы-кликалыцики, что рвали глотки, призывая почтеннейших покупателей «...обратить свой милостивый взор именно на наших богатырей, красавиц, орлов и не смотреть на лихоманкой траченных трупаков да уродцев, что насупротив выставлены!»

Подобные крики таны давно уже пропускали мимо ушей. Харадримы покупают — вот пусть для них кликалыцики и стараются...

Серый, безымянный рыбак из ховрарской деревни стоял в толпе рабов Старха. Ноги его сковывала железная цепь, одним концом прикрепленная к общей для всего «гурта» невольников, и он единственный в вялой, сломленной, сдавшейся на милость победителя толпе смотрел прямо и спокойно. В нем что-то очень сильно изменилось, в этом Сером, после того как он бросился в волны, мечтая покончить наконец с опостылевшей жизнью...

Он не помнил, что было с ним. На мгновение, когда он уже погружался в зеленоватую пучину, перед мысленным взором внезапно мелькнуло лицо воина — сильное, суровое лицо с мощной густой бородою. Он был еще молод, этот воин с притороченным за плечами клинком, но в осанке и облике его чувствовалась привычка побеждать и повелевать. Стоя на мощенном плитами крепостном дворе, воин внезапным движением вырвал из ножен меч — клинок засиял небесной голубизной — и вскинул его над головой, словно подавая знак к атаке...

И, непонятно почему, этот властный призыв — вперед, на врага, не считая потерь! — придал сил тонущему Серому. Руки и ноги против его собственной воли вытолкнули тело на поверхность...

Там его и подобрал корабль Старха.

— И на кой он тебе! — бранил десятник воина, что бросил Серому конец веревки. — Старый да седой — кому он нужен? За него и одной монеты не дадут! Смотри — не продадим, сам тогда за него заплатишь из доли добычи!

— Ничего, старый, да крепкий, — возражал эльдринг. — Смотри, плечи какие! А что седой — то не беда...

Серый не произнес ни слова, очутившись на палубе «дракона». Он молчал, когда его заковывали, молчал все время пути к Умба-ру, молчал и сейчас, стоя на позорном помосте. И лишь в глазах — прежде бесцветных, а теперь вновь отчего-то становящихся карими — медленно разгорался холодный огонь.

Он вспоминал. Он мучительно вспоминал. Что сказал ему тот воин с голубым клинком? Откуда взялось это видение? Или же то был просто предсмертный бред, странным образом вернувший его, Серого... или нет, его же звали как-то иначе! — к жизни? Он не знал.

Но то, что он не всегда звался Серым, — теперь он ведал точно.

Наконец пожаловал и покупатель. Высокий, высохший, словно жердь, купец, чьи роскошные зеленые одеяния только оттеняли болезненную желтизну лица, неспешно, с достоинством повернул в проход, вдоль которого выстроились невольники Старха. Кликалыцики разом утроили усилия, грозя сорвать себе глотки.

Мужчины-невольники остались безучастными. Женщины вытянули шеи — вдруг это покупщик? Серый же — единственный из рабов — взглянул купцу прямо в глаза, взглянул тяжело и пронзительно, так что харадрим споткнулся на ровном месте и пробормотал сердитое проклятие. Старх скривил губы — теперь наверняка не купит... у этих южных варваров споткнуться перед лавкой значит, что товар оттуда принесет несчастье...

Однако на сей раз это оказалось не так. Окинув взором кряжистых, не обделенных силой ховраров, покупатель в задумчивости вытянул губы трубочкой, пошлепал ими и, махнув кликалыцику, назвал цену.

Старх изумленно поднял брови. Ну и дела! Все, оптом, и мужчины впервые за много времени дороже женщин! Но он не был бы таном, если бы уступил даже такому выгодному предложению без торга.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулся харадрим. Он вновь пристально вглядывался в ряды невольников, пока не столкнулся с горящим взором Серого. Купец невольно сглотнул и поспешил отвернуться.

— Так... я беру. Значит, твоя цена...

Окончив торг, Старх только и мог усмехаться да покачивать головой, гладя ладонью под легким плащом тугой мешочек с золотом. Удачно! До чего же удачно!.. В ушах все еще звенели последние слова странного покупателя:

— Вези больше, тан, нам нужны крепкие молодые мужчины, и женщины, чтобы случать их с мужчинами...

Это уже нечто новенькое! Но стоит ли благородному морскому тану размышлять над причудами грязных варваров? Если у дурака много денег, сделай так, чтобы они оказались у тебя — ты распорядишься ими разумнее...

В тот же день, едва успев запастись провиантом и пресной водой, небольшая флотилия Старха покинула Умбар. И не он один. Харадримы скупили всех выставленных на продажу рабов и всем продавцам говорили одно — везите еще. Везите много!..

Скованные одной длинной цепью невольники пара за парой вытягивались за ворота Умбара. Стража привычно смотрела равнодушными взорами: здесь такое происходило каждый день. Правда, не в таких количествах. С рассвета до заката из города вышло не менее десяти тысяч невольников — такого не случалось еще ни разу, ни во времена расцвета Умбара Корсаров, ненавистников Гондора, ни в те недолгие десять лет, что крепостью владел Морской Народ.

Первый переход. Новые хозяева заботились о купленной собственности: караван двигался ночью, днем укрывшись от палящего солнца в специально устроенном городке из навесов. Разносили в чашках мутную, чуть солоноватую воду.

Тощий купец с двумя коренастыми охранниками оглядывал толпу. Чтобы поддерживать порядок, не хватит и сотни воинов, если сами рабы не начнут смотреть друг за другом. Давно известен испытанный прием — разделяй и властвуй... Наметанный взгляд торговца мгновенно заметил немолодого невольника, отличавшегося гордой осанкой, — он не казался ни забитым, ни подавленным.

Серый выделялся из толпы рабов, как выделяется волк среди дворняг.

— Ты!.. — Палец купца уперся в грудь Серому. — Будешь старшим над караваном. Смотри, если эта падаль начнет помирать раньше, чем мы дойдем до Хриссаады, я оставлю тебя в пустыне одного, связанного, чтобы тобой полакомились песчаники!

Серый молча кивнул. И вновь купец отвернулся, не в силах вынести взгляда презренного, только что купленного им невольника...

Серый взялся за дело.

— Эй, парень! — Его негромкий голос отчего-то заставлял всех остальных немедленно смолкать. — Оставь воду. Ты уже получил свое.

Невольник — самый, пожалуй, крепкий из пленных — глумливо оскалился:

— Ба, Серый! А я-то все гадал, отчего это твоя рожа мне знакома?

Этот раб раньше жил в соседней деревне с Серым. И сейчас, как и принято у ему подобных, намеревался отобрать чашку с водой у какой-то женщины.