Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

Фолко удивлённо перевёл взгляд — и увидел с трудом выползающего из-под стола ещё одного гнома. Он был невысок ростом — лишь немногим выше Фолко, но шириной плеч почти не уступал могучему Торину: его одежда являла собой удивительную смесь остатков когда-то добротного, длинного, доходящего до колен, кафтана и обрывков нового плаща, подозрительно знакомого бело-голубого цвета. Его голова была перевязана, заросшее рыжей бородой лицо украшал внушительный синяк, костяшки кулаков были содраны. В отличие от всех прочих гномов он был безоружен. От новоприбывшего весьма ощутимо несло пивом.

— Как это что плохого?! — вновь провозгласил он, трагически вздымая руки. — А кто у нас топоры отбирает?! Кто у меня вчера… Или нет, позавчера…

Он вдруг глубоко задумался, многозначительно приложивши палец ко лбу. Гномы встретили его появление дружным хохотом.

— А вот и Малыш отыскался! — повернулся к Торину Хорнбори. — Он, оказывается, всё время здесь под столом дремал! Ну и ну!

«Это сколько же пива нужно было влить в гнома, чтобы он свалился с ног? — ужаснулся хоббит. — Ну и брюхо!»

— Нет, вы не смейтесь, не смейтесь! — напустился тем временем на хохотавших товарищей Малыш. — Не перебивайте! Так… О чем это я? Так вот, кто у меня позавчера топор отобрал? Не они ли?

— То есть как отобрали? — В глазах Дори появился недобрый огонь.

— Да вот так! Решил я заместо платы хозяину дров наколоть, вышел во двор, только за дело принялся — на улице крики, шум, смех, мне интересно стало! Я к воротам подошел, — Малыш сопровождал свои слова действиями, — подпрыгнул, чтобы увидеть, значит! И совсем про топор забыл! Он-то у меня в руке был! И когда прыгал, вот так, значит, и не заметил, как, ворота пополам развалил! Хилые какие-то оказались ворота эти…

Его прервал взрыв громоподобного хохота, даже не хохота, а каких-то исступленных всхлипываний. Кое-кто из слушавших повалился от смеха на стол, другие вытирали покатившиеся по щекам слезы. Малыш с совершенно серьёзным видом показывал, как он подкрадывался к воображаемым воротам, как вставал на цыпочки, пытаясь увидеть, что происходит на улице, и как, наконец, прыгал и едва успел увернуться от падающих створок. Фолко хохотал вместе со всеми, ему казалось, что так он не смеялся ни разу в жизни.

— Я и говорю, — заорал Малыш, — я говорю, ворота рухнули, клянусь Священной бородой Дьюрина! Ворота валяются на земле, мимо идёт толпа, и вдруг появляюсь я с топором наголо! Какой переполох поднялся — не передать! Стража прибежала, схватила, говорят — плати. Я им — за что? А они — закон нарушил, не имел права с топором ворота ломать и на людей бросаться! Ну не дураки ли? Это чтобы я на кого-нибудь бросался! Но разве же им объяснишь? Плати, говорят! А я им: «Ничего не осталось, всё… гм… всё прожил». А они: «Ну так мы у тебя тогда топор заберём». Я им: «Как! Мой топор! Какое право имеете?!» Ну и… погорячился слегка. А они тоже… горячие оказались. — Он потрогал пальцами здоровенный синяк на скуле и поморщился. — Короче, топор отобрали и сказали: «Не отдадим». Ты, говорят, если деньги и принесёшь, всё равно попадёшься, так что лучше не появляйся у нас. А вы говорите — что нам от них плохого было! Что мне теперь без топора делать? Какой я после этого гном?

В глазах Маленького Гнома сверкнули слёзы, он тяжело плюхнулся на скамью рядом с Фолко.

— Давай выпьем с горя, брат хоббит! — возопил Малыш, обнимая Фолко за плечи и ничтоже сумняшеся придвигая к себе его полную кружку. — Ты один меня и можешь пожалеть. А эти только гоготать умеют. Ах, какой топор был!

Он опрокинул в себя кружку, а потом упал на плечо Фолко и безутешно зарыдал. Оторопевший хоббит боялся пошевелиться, он решительно не мог сообразить, что же ему теперь нужно делать, и только беспомощно крутил головой.

Гномы тем временем поутихли, слушая рассказ неудачливого собрата, потом заговорил Хорнбори:

— Так вот из-за кого стражники второй день ярятся! Я слышал, что Малыш что-то натворил, но чтоб такое…

— Как всегда — из-за одного дурака и пьяницы все страдаем, — сказал Дори. — Хотел бы я посмотреть на того начальника караула, что попробует у меня топор отобрать!

— Ты должен будешь отдать его и не спорить, Дори, — вдруг заговорил молчаливо сидевший в углу мрачный гном средних лет, одетый во всё чёрное — выделялось лишь сверкающее серебро на рукоятке заткнутого за пояс шестопёра. — Они у себя дома, а когда топоры попадают в руки таких, как Малыш, — жди беды. Нет, Дори, я не стал бы с ними ссориться ни при каких обстоятельствах. Ты прав был, когда сказал, что мы сражались с ними рука об руку. Ведь, кроме них, союзников в Средиземье у тангаров не осталось!

— Как не осталось, Хадобард? — развёл руками Дори. — А эльфы? Кто даёт сейчас нам работу, кто покупает наше оружие? Разве не те, кто ещё остался в Серых Гаванях?

— Не говори мне о них, — вдруг рассвирепел Хадобард. — Вспомни, как началась заваруха с кольцами, кто в первую очередь бежать кинулся, а? Им-то хорошо, они-то знали, что им всегда уготовлен надёжный путь к отступлению — уплывай себе в запретный для других Зокраинный Запад, а остальные пусть себе выбираются как хотят! Побьют люди и гномы Чёрного Властелина — хорошо, не побьют — то хоть ослабят. Им-то деваться будет некуда! Вспомни сражение у Дэйла! Трёхдневную битву, в которой погиб Даин Железная Стопа, первый Король-под-Горой после владычества дракона! Разве эти бессмертные пришли тогда нам на помощь?! Нет! Они пели свои песенки в неприступных крепостях и ждали момента, когда надо будет удирать! Ведь сколько их сбежало! Это ж не сосчитать! Нет, моя бы воля — я бы тем, кто Корабельщику стену строит, головы бы пооткручивал за глупость их!

Лицо гнома исказила гримаса неподдельной ярости.

— Погоди, Хадобард! — недоумённо начал было Дори, примирительно протягивая руку. — Ты ж не всё, во-первых, припоминаешь, а во-вторых…

— Во-вторых, вижу я, что мне нечего здесь с вами делать, — со злостью ответил Хадобард, вставая. — Ну, тангары, кто со мной? Кто меня понял?

Все остались сидеть, уткнувшись взглядами в кружки. Фолко было одновременно и неловко, и стыдно. Неловко оттого, что Маленький Гном тем временем мирно задремал у него на плече, которое теперь затекло и ныло, а стыдно за себя, что опять промолчал, не дал ответа этому негодяю, что ругает эльфов и клевещет на них. Он взглянул на Торина и увидел, что у его товарища уже сжались кулаки и грозно сошлись к переносице брови. Торин положил на стол свой внушительных размеров кистень и медленно проговорил, глядя прямо в полные злобой глаза Хадобарда:

— Иди-ка ты отсюда. Иди-иди, пока мы тебя силой не вытолкали. Если своего ума недостаёт, то не стесняйся у других попросить. И поменьше болтай по тавернам. Узнаю, что ты на Дивный Народ хулу возводишь, — не носить тебе бороды, тангар. Всё! Можешь идти.