Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

Прямо перед ним, в каком-то десятке шагов, положив руку на рукоять длинного меча, застыл в напряжённом ожидании горбун Санделло. Он глядел на Фолко холодно, беспощадно и равнодушно. А рядом с ним в видавшем виды длинном серо-зелёном дорожном плаще, скрестив на груди руки, стоял высокий, статный человек с ровной русой бородкой и такими же длинными, ниспадающими до плеч волосами. Его губы чуть улыбались, под густыми бровями — левая была чуть выше правой — он не мог различить цвета его глаз; но в них угадывалась непознаваемая прочими воля, идущая своими собственными путями. Этот взгляд приказывал — и ему повиновались; было приятно повиноваться его обладателю… Черты лица этого человека были правильно соразмерны — высокий лоб, гладкие скулы, ровная, точно прорубленная, линия губ, придававших ему открытый и гордый облик. Плащ скрадывал его фигуру, но чувствовалось, что он наделён немалой силой, не выставленной напоказ, а скрытой до времени под невзрачной одёжкой странника. Меча у него не было, И лишь когда он сделал шаг и плащ чуть распахнулся, хоббит заметил висящий на широком кожаном поясе длинный прямой кинжал.

Многое вспыхнуло в тот миг в памяти Фолко: и Пригорье, и Аннуминас, и корчма, и старый хронист, — и он понял или догадался, что перед ним — Олмер, золотоискатель из Дэйла! Он замер в растерянности, не зная, что предпринять — бежать ли, орать «караул!» или хвататься всё же за меч?

Олмер, похоже, понял это. Шагнув вперёд, он дружелюбно улыбнулся хоббиту, повернулся к Санделло и, покачав головой, сказал с лёгкой укоризной в голосе:

— Нет, Санделло, нет. Не превращай ремесло в привычку…

— Повинуюсь! — прохрипел горбун, склоняясь ещё больше и не сводя с Олмера заворожённого взора.

В нём были такая преданность и доверие, что Фолко невольно подумал о том, что старый хронист ошибался. Такое не купишь ни за какие деньги…

— Не надо давать волю страху, почтенный хоббит, — продолжал тем временем Олмер, поворачиваясь к хоббиту. — Не каждый встречный даже в наше время — грабитель, ты, я вижу, совсем перестал доверять даже самому себе. Иди сюда, не бойся, мы не причиним тебе зла, клянусь Великой Лестницей!

И Фолко подчинился. Он действительно не боялся больше; он как-то сразу поверил Олмеру, хотя внутри ещё не до конца рассосался липкий комок недавнего испуга. Настороженно и медленно шагая, хоббит стал приближаться к неподвижно застывшим Олмеру и Санделло.

Идя к ним, хоббит имел несколько мгновений, чтобы лучше рассмотреть называвшегося золотоискателем. Глядя снизу вверх, он видел над завязками плаща мощную шею с пересекавшими её заметными морщинами, выдававшими немалые прожитые Олмером годы — большие, чем можно было бы дать, глядя на его загорелое лицо. Олмер тоже шагнул вперёд, и хоббит увидел его высокие кожаные сапоги с дугами потёртостей от стремян на подъёмах. Санделло ни на шаг не отставал от своего господина.

— Я рад, что встретил тебя, половинчик, — приветливо улыбнувшись, сказал тот, — хоть и не знаю твоего имени. Меня зовут Олмер. Я рад видеть тебя идущим по дороге мужчин и хочу вернуть тебе старый долг. Да, не удивляйся, в Пригорье с тобой поступили несправедливо, и тот, кто первым обидел тебя, понёс наказание. Да и ты, любезный Санделло, был не прав, вступившись за насмешника, затеявшего ссору!

Горбун вздрогнул и нагнул голову.

— Ну а ты, почтенный хоббит, совершил ошибку, пойдя с мечом против бросившего сталь. Ты очень молод, и я не виню тебя, но впредь против палки бери пивную кружку. — Он вновь едва заметно улыбнулся. — Санделло! Тебе повезло, что он обнажил меч, а так, кто знает, чем бы всё кончилось?! Но, — он перебил сам себя, — всё это в прошлом, а теперь я хочу, чтобы между нами не лежало это давнее недоразумение.

Фолко стоял молча, смущенно глядя вбок — посмотреть в глаза Олмеру не было сил. Никто никогда не говорил с ним так уважительно и так открыто — на равных — никто, даже Торин, даже Малыш. Обладателю голоса было приятно внимать: хоббиту не льстили — просто сильный признавал и его силу, пусть не во всём, и сожалел об ошибке, и Фолко почувствовал себя почти удовлетворённым за то давнее поражение. Исчезли последние остатки страха; он не боялся даже Санделло, смотревшего на него теперь чуть удивлённо и заинтересованно: Фолко не находил слов и лишь смущённо мялся с ноги на ногу, однако глубоко в сознании родилась и беспокойная мысль: а зачем всё это Олмеру?!

Наступило молчание. Олмер выжидательно смотрел на хоббита, и тот понял, что ему нужно хотя бы представиться в ответ на учтивую речь. С трудом, преодолевая ещё оставшееся оцепенение, он выговорил свое имя. Олмер дружелюбно слегка наклонил голову и кинул быстрый взгляд на Санделло. Тот шагнул вперёд и спокойно протянул хоббиту руку.

— Не держи на меня зла, сын Хэмфаста, — медленно проговорил он, касаясь вздрогнувшей ладони Фолко своими гибкими, холодными, но неимоверно сильными пальцами, — я признаю, что был тогда не прав…

Слова давались ему с трудом, но Олмер не сводил с горбуна внимательного взгляда, и Санделло продолжал говорить. Фолко глядел ему прямо в глаза (на что ему едва хватало духу) и вновь, как ещё в Пригорье, увидел в них оттенок понимания и затаённой горечи.

«Горбун говорит искренно, — вдруг подумалось хоббиту, — хотя ему и мешает гордыня».

— Ты крепко держался, — продолжал Санделло. — Сказать по правде, второй раз я едва-едва увернулся. Впрочем, теперь это уже не важно. Прошу, постарайся забыть.

— Я… я не знаю, — промямлил хоббит, теряясь под ставшим вдруг напряжённо-испытующим взором горбуна, — такое так просто не забывается.

Санделло всё ещё не отпускал его правую руку, и от этого Фолко вновь стало слегка не по себе. Горбун вздохнул.

— Что же мне сделать, чтобы загладить свою вину перед тобой?! — сказал он.

— Кажется, я могу помочь тебе в этом, почтенный Санделло, — вдруг вмешался Олмер. — Спору нет, ты виновен, а потому принеси-ка сюда наш гундабадский трофей!

— Наш?! — удивлённо поднял глаза горбун.

— Да, наш, — ответил Олмер, — ибо благодаря твоему искусству мой противник сражался пешим. Принеси его, быть может, он придётся по сердцу почтенному хоббиту.

Санделло кивнул головой, повернулся и быстро исчез в зарослях. Спустя мгновение он появился вновь, держа в руках небольшую кожаную сумочку, и протянул её Олмеру. Тот распустил завязки, сунул в неё руку и извлёк оттуда недлинный кинжал в простых чёрных ножнах, по краям окованных узкой полоской воронёной стали. К ножнам было прикреплено несколько ремешков, зачем — Фолко сразу не понял. Олмер держал оружие плашмя, пальцы его правой руки скрывали рукоять, но хоббит неожиданно ощутил странное чувство. В этом неброском на вид кинжале была какая-то завораживающая соразмерность — его нельзя было ни удлинить, ни укоротить, ни уширить, ни заузить. Гладкая чёрная кожа, покрывающая ножны, должна быть необычайно приятна на ощупь — вдруг мелькнуло у него в голове. Как спокоен и уверен в себе будет он, едва его ладонь коснётся их чуть шершавой поверхности, хранящей тепло его тела! Ему вдруг очень захотелось поскорее взять и подержать в ладонях эту вещь, он невольно подался вперёд, забывая об осторожности.