Хэйди Хэйлиг - Навсе…где?

– Ташакор, – поправил он.

– Я так и сказала.

– Нет, не так.

Я сердито сжала губы:

– Ну, хорошо. Дай мне попробовать еще раз. Спасибо тебе, мой друг, – произнесла я на родном английском языке и накрыла жемчужину ладонью. – Она прекрасна.

– Как и вы, амира , – сказал Кашмир и положил руку на мою ладонь.

Мы оба улыбнулись так, словно это ничего не значило.

На следующий день мы покинули гавань Нью-Йорка и вышли в устье Гудзона, подняв ослепительно-белые на солнце паруса. Перед нами катила свои зеленоватые белопенные гребни Атлантика. Страх снова принялся терзать мою душу, сужая круги вокруг сердца, точно голодные акулы около добычи.

Горизонт был чист, в голубом небе – ни облачка. Вскоре берег Лонг-Айленда превратился в узкую полоску, затянутую дымкой. Би стояла у штурвала, едва касаясь пальцами его рукояток, Ротгут устроился на мачте на площадке впередсмотрящего, свесив ноги вниз. Я стояла у борта, опираясь на ограждение, и жемчужина на цепочке раскачивалась в такт легким колебаниям корпуса корабля. Капитан все еще оставался в своей каюте. Кашмир проверял работу парусов.

– Хотите, я помогу вам с уборкой, амира ? – крикнул он.

Мы с ним выдраили палубу, как всегда делали перед Навигацией… или попыткой Навигации. Работа давала возможность немного отвлечься от терзающих меня опасений. Но, закончив, я снова оказалась наедине со своими мыслями.

Стоя в тени мачты, я подставляла волосы южному ветру, смотрела на искрящиеся в солнечных лучах воды океана и убеждала себя, что волноваться глупо. Карта не должна была сработать, как бы отец ни верил в то, что все пройдет гладко.

Наконец дверь капитанской каюты со скрипом отворилась, и Слэйт вышел на палубу. Я осталась на месте, наблюдая за ним. Капитан приблизился к Би, и она, шагнув в сторону, уступила ему место у штурвала. Слэйт стал вглядываться в горизонт. Я – тоже, но тумана вперед по курсу не было. Я накрыла ладонью жемчужину на груди.

Кашмир легонько толкнул меня локтем, и я словно очнулась, сообразив, что всю последнюю минуту не дышала. Как хорошо, что Каш рядом, подумала я и незаметно пихнула его в ответ. Моя проблема состояла в том, что где-то в глубине души я осознавала: карта – настоящая.

– Ну, что вы думаете? – поинтересовался Кашмир по-французски, глядя на Слэйта. – Сколько еще времени пройдет, прежде чем он сдастся? Несколько дней? Несколько недель?

Попав на корабль, Каш уже бегло говорил на нескольких языках. Я научила его читать, а он за это обучил меня основам французского. Благодаря этому он мог прилюдно отпускать рискованные шуточки, которые я понимала.

– На это определенно потребуются недели, – ответила я с деланым равнодушием. – Он будет целыми днями изучать горизонт, потом ложиться спать, а утром снова выходить на палубу и смотреть вдаль. Так может продолжаться довольно долго.

– Что ж, ладно, – сказал Кашмир и, скрестив руки на груди, посмотрел на воду за бортом. – Ротгут говорил, здесь можно ловить лобстеров.

– Мне он тоже про это говорил. Причем с большой горячностью.

– Он всегда заводится, когда речь идет о еде.

– Естественно. Прежде чем стать корабельным коком, Ротгут был монахом.

– Кстати, о еде. Вы не проголодались? Может, позавтракаем? В камбузе еще осталась холодная пицца – если только Ротгут ее не доел.

Я рассмеялась:

– Нет, я пока не голодна. Но я рада, что мы запаслись продуктами на случай, если из-за него нам придется болтаться в море неизвестно сколько. – Я указала подбородком на капитана. При этом обратила внимание, что лицо Слэйта с устремленным вдаль взглядом было очень сосредоточенным – казалось, он видел нечто такое, чего не могли видеть остальные.

Я посмотрела в том же направлении, и у меня перехватило дыхание. Впереди колебалась пелена тумана. Она была еще тонкая, словно кисея, но быстро, буквально на глазах сгущалась. Нью-Йорк исчез у нас за кормой, словно мираж. В ушах у меня запульсировала кровь. Снова налетел порыв ветра, но на сей раз он дул с противоположной стороны, и пряди волос закрыли мне лицо. Он принес с собой какой-то новый запах, непохожий на пряно-солоноватый аромат, к которому мы успели привыкнуть, находясь в гавани Нью-Йорка.

Сгустившись, туманная дымка начала быстро таять, и вскоре перед нами уже опять до самого горизонта расстилалась ярко-синяя морская гладь.

Карта сработала.

МЫСЛИ МОИ СПУТАЛИСЬ. У меня потемнело в глазах, будто я смотрела на мир сквозь мутное стекло. На мгновение мне показалось, что расстилавшаяся передо мной гладь Тихого океана – последнее, что я вижу. Потом я ощутила на своих плечах теплые руки Кашмира и, бессильно обвиснув, прижалась к нему.

– Амира ! – позвал он и пальцами приподнял за подбородок мою голову так, что наши взгляды встретились. Впервые с того момента, когда Кашмир появился на борту корабля, я увидела в его глазах страх.

– Со мной все в порядке, – сказала я, чувствуя, как у меня подгибаются колени, и стараясь вновь овладеть своим телом. – В порядке.

– С правого борта земля! – крикнул Ротгут. – А за кормой пароход.

Глотнув побольше воздуха, я прикрыла глаза ладонью и стала вглядываться вдаль. По правому борту на горизонте я в самом деле увидела тоненькую серую полоску, которая через несколько часов должна была превратиться в цепь островов. Это было то самое место, куда я категорически не хотела попасть именно в это конкретное время.

Все оказалось так легко, точно нас специально ждали.

– Приготовились! – крикнула Би и принялась тянуть за фал-гардель, поднимая дополнительные паруса. Поймав в них попутный ветер, корабль со скрипом прибавил ход.

– Есть приготовиться! – громко произнесла я, чтобы стряхнуть с себя оцепенение.

«Девятнадцатый век, девятнадцатый век, ах, ходовые огни», – пронеслись у меня в голове слова песенки. В 1850 году в США и в Великобритании капитанов кораблей, следующих основными морскими маршрутами, обязали выставлять на борту цветные сигнальные фонари. Мы были на одном из таких маршрутов. Так что пароход, находившийся юго-восточнее нас и двигавшийся противоположным курсом, являлся не единственным судном, какое мы должны были встретить в этот день.

Я принялась действовать, хотя ноги все еще плохо слушались меня. Первым делом я принесла сигнальные лампы, которые мы убрали во время путешествия в Калькутту, поскольку они были чересчур продвинутыми с технической точки зрения. Красный и зеленый светильник следовало установить соответственно по левому и правому борту, обычные, некрашеные фонари – на верхушке главной мачты и бушприте.

Я вручила три из четырех фонарей Кашу, и он, взобравшись на мачту, закрепил их в нужных местах. Последний я с помощью веревки установила в носовой части корабля сама. «Искушение» между тем скользило по волнам к острову, где я появилась на свет… или появлюсь на свет… или появилась бы на свет – это, само собой, зависело от карты.