Дэвид Эддингс - Хроники Элении

— Странные посетители в доме стириков, — заметила Сефрения.

Спархок кивнул и оглядел все темнеющую комнату.

— Может зажечь свечу? — предложил он.

— Не стоит. Они наверняка наблюдают за улицей с верхнего этажа своего дома, — Сефрения наклонилась к нему и прошептала: — Ты мог бы взять меня за руку? Я немножко боюсь темноты.

— Конечно, — сказал Спархок, сжимая своей большой ладонью ее маленькую руку.

Так они просидели еще с четверть часа, глядя, как темнеет на улице. Внезапно Сефрения вздрогнула, рука ее до боли крепко сжала ладонь Спархока. Казалось ее хватило мучительное удушье.

— Что такое? Что с тобой? — встревоженно спросил Спархок.

Сефрения ничего не ответила. Она с трудом встала и подняла руки с раскрытыми вверх ладонями. Перед ней из мрака, окутывающего комнату, возникла призрачная фигура, с широко раскинутыми, как у Сефрении руками, между которыми протянулось слабое сиянье. Медленным движением, будто преодолевая стылую дрему, призрак вытянул руки вперед, и мерцающие сияние как-будто усилилось, потом вспыхнуло нестерпимо яркой вспышкой и застыло твердой светящейся полосой. Прозрачную фигуру подернуло рябью, и она постепенно начала растворяться во мгле. Сефрения обессилено упала на свой стул, сжимая в руках какой-то длинный поблескивающий предмет.

— Что это было, Сефрения?

— Еще один из двенадцати погиб, — ответила она голосом, больше похожим на стон. — Вот его меч — еще одна часть бремени теперь моя.

— Вэнион? — со страхом спросил Спархок.

Пальцы Сефрении ощупывали в темноте узор на эфесе меча.

— Нет, — сказала она. — Лакус.

Щемяще-тоскливое чувство сжало сердце Спархока. Лакус был одним из старейших пандионцев. Все рыцари поколения Спархока почитали седого и вечно угрюмого воителя как учителя и друга. Сефрения уткнулась лицом в плечо Спархока и заплакала.

— Я знала его еще мальчиком, Спархок.

— Давай вернемся в Замок, — мягко сказал он. — Можно прийти сюда в другой день.

Сефрения подняла голову и вытерла слезы.

— Нет, Спархок, — твердо сказала она. — Что-то случится сегодня в этом доме, что-то такое, что не повторится в другой день.

Спархок открыл было рот сказать что-то, но вдруг почувствовал как какая-то сила сдавила его затылок, как-будто чьи-то сильные руки схватили его позади ушей и толкают вперед. Сефрения склонилась и почти прошипела:

— Азеш!

— Что?

— Они вызывают дух Азеша, — через силу проговорила Сефрения.

— Может, пора и нам вмешаться? — сказал Спархок, поднимаясь на ноги.

— Сядь, Спархок. Еще рано.

— Почему? Вряд ли их там слишком много.

— Ну и что толку будет, если ты сейчас ворвешься в дом и порубишь там всех на куски? Садись и смотри.

— Но я обязан, Сефрения. Это часть клятвы.

— Оставь ты свою клятву. Ты что, не понимаешь, что здесь все гораздо серьезней?

Спархок сел на стул.

— Что они делают? — обеспокоенно спросил он.

— Я же тебе сказала, — терпеливо ответила Сефрения, — они вызывают дух Азеша. А это ясней ясного говорит — это земохцы.

— А что делают там эленийцы? Каммориец, лэморкандец и пелозийка?

— Я думаю, получают указания. Земохцы пришли сюда не учиться, они пришли учить, и ничему они не научат. Все это гораздо страшнее и серьезнее, чем ты можешь себе вообразить.

— Что же нам делать?

— Сейчас — ничего. Будем сидеть и наблюдать.

Спархок снова почувствовал ледяную хватку на своем затылке и огненное покалывание пробежало по его венам.

— Азеш отвечает им, — тихо сказала Сефрения. — Теперь мы должны затаиться и попытаться ни о чем не думать. Иначе Азеш может почувствовать нас, нашу враждебность.

— А почему эленийцы принимают участие в обрядах поклонения ему?

— Он пообещал им что-то, наверно. Старшие Боги щедры, когда им что-то нужно.

— Какая награда может оплатить сгубленную душу?

Сефрения пожала плечами.

— Долгая жизнь, возможно, деньги, власть. Или красота — для женщины. — Может быть, и кое-что другое, но лучше об этом не говорить. Азеш хитер, он обманывает всех тех, кто ему поклоняется, как только они перестают быть ему нужными.

Под окнами прошел ремесленник с грохочущей тачкой, освещая себе путь факелом. Он взял из тележки незажженный факел и вставил его в железный рожок над входом в лавку, и, запалив огонь от своего факела, прогрохотал дальше.

— Молодец, — прошептала Сефрения, — теперь нам легче будет разглядеть их, когда они будут выходить.

— Но мы же их уже видели.

— Боюсь, теперь они будут представлять из себя совсем другое зрелище.

Внезапно дверь стирикского дома растворилась и показался в своих желтых шелках каммориец. В круге света от факела стало видно, что лицо его бледно мертвенной бледностью, а в расширенных глазах застыл ужас.

— Этот больше сюда не придет, — прошептала Сефрения. — Такие как он потом всю жизнь проводят, стремясь искупить свое желание предаться тьме.

Несколько минут спустя в круге света показался лэморкандец. На перекошенном лице глаза его горели дикарской жестокостью. Два арбалетчика, сопровождающие его, остались бесстрастными.

— Потерян, — вздохнула Сефрения.

— Что?

— Этот потерян. Азеш взял его.

Третьей из дома вышла пелозийка. Ее фиолетовое одеяние небрежно свисало с плеч, распахнутое впереди. Под ним она была обнаженной. На свету стали видны ее остекленевшие глаза и пятна крови на обнаженном теле. Ее громадный слуга сделал неуклюжую попытку запахнуть ее одежду, но она зашипела на него, отбросила его руки и зашагала по улице, бесстыдно выставляя на показ свое тело.

— А эта не просто потеряна, — прошептала Сефрения. — Она теперь будет еще и очень опасна. Азеш вселил в нее темное могущество. — Сефрения нахмурилась. — Мне хочется предложить, чтобы мы пошли за ней и убили ее.

— Не знаю, смогу ли я убить женщину, Сефрения.

— Она теперь уже не женщина. Мы должны были бы обезглавить ее. Но это может вызвать большое беспокойство в Чиреллосе.

— Что делать?

— Обезглавить. Обезглавить, Спархок. Это единственный способ, если хочешь быть уверен, что она действительно мертва. Сегодня мы видели достаточно. Давай возвратимся в Замок и поговорим с Нэшаном. Завтра надо рассказать обо всем Долманту. Церковь знает, как поступить в таких случаях. — Сефрения поднялась.

— Позволь мне понести этот меч, Матушка.

— Нет, Спархок. Это теперь мое бремя, и мне нести его, — она спрятала меч Лакуса в складках одежды и направилась к двери.

Они спустились в лавку. Навстречу им, потирая руки, заспешил хозяин.

— Ну что, — нетерпеливо спросил он. — Вы берете комнаты?

— Они совершенно непригодны, — подозрительно фыркнула Сефрения. — Мой хозяин и собаку не будет держать в таком месте. — Лицо ее было белее мела и она заметно дрожала.